Звезды-свидетели. Витамин любви

Герман вспотел. Мгновенно. За одну секунду. Что тут сказать? Умница Рубин! Все, что хотел – сумел сделать: и нервы ему, Герману, пощекотал, и Коровина заинтриговал и удивил заодно. Ну не сукин ли сын?

– Курочки? – нежно улыбнулся Коровин. – Да я и сам бы их держал, если бы разрешали, – на Тверской. Ничего-то ты не понимаешь, Лева! Утречком подает тебе жена или… неважно кто – сваренное всмятку яичко! Оно теплое еще, с ярким таким желтком! Прекрасное, натуральное яйцо! Да это же роскошь по нашим временам! Да я бы на месте Геры и козу завел. Вот только доить ее проблематично, это надо уметь, да и возни с ней много. Пасти, прогуливать… А курочки особой заботы не требуют.

Герман бросился звонить Елене Сергеевне. Решил действовать сам, без Рубина. Что он, не может лично, без посторонней помощи, набрать номер домработницы? Правда, чтобы не стать мишенью для насмешек Рубина, он все же вышел в другую комнату.

– Лена? – спросил он, услышав знакомый голос. И тут же испытал легкое головокружение. Ведь его «Нину» тоже, оказывается, зовут Леной! Господи, как же хочется спрятаться куда-нибудь от них – от всех – и побыть одному, осмыслить все случившееся, подумать о том, каким образом роман Рубина и этой необыкновенной, раненной жизнью девушки может оказаться связан с личностью самого Германа?

Короткий разговор с Еленой Сергеевной успокоил его. Все в порядке. Кур она пристроила в Киселево. Сказала, что временно, но хозяева не будут против, если он, Герман, решит их продать.

– Отлично, Лена, спасибо тебе большое. Просто выручила меня!

– Да, Герман Григорьевич, – добавила в конце разговора Елена Сергеевна, понизив голос, – мне показалось, что в доме кто-то есть. Когда я приехала, чтобы забрать кур… А я была не одна, а с парнем, который их взял, у нас были с собой коробки и все такое прочее. Я одна бы не собрала всех птичек. Так вот. Когда мы подъехали к дому на машине, мне показалось, что в окне кухни горит свет! Но мы приблизились, и свет погас. Я на всякий случай позвонила, постучала в дверь – никто мне не открыл.

– Все нормально, Лена. Я все знаю.

– Уфф! Слава богу, а то я собиралась позвонить Льву Борисовичу. Значит, там кто-то есть?

– Да-да, – он хотел поскорее замять разговор. – Говорю же – я в курсе. Только, пожалуйста, не говори ничего Леве.

– Да я уж все поняла. Это Лев Борисович не понимает, наверное, что вам для творческого вдохновения нужна красивая девушка.

Герман вдруг вспомнил улыбку Елены Сергеевны. Приятная, неназойливая женщина.

– Спасибо тебе, Лена. Ты – настоящий друг!

– Всегда рада помочь. Между прочим, я сейчас убираюсь у вас, Герман Григорьевич. Вернее, я уже почти закончила. Думаю, вы останетесь довольны. Вы же сегодня здесь ночуете?

– Не знаю. Наверное.

– Я так и подумала. Купила вам сыр, колбасу, положила все в холодильник. Еще – кофе, чай, печенье… Может, вам еще что-нибудь нужно?

Герман изнывал от желания задать ей один вопрос, но не знал, как его сформулировать, чтобы не насторожить ее. Про машину. Видела ли она его машину?

– Лена, я хотел спросить… Понимаешь, я сильно поцарапал крыло у машины. Когда ты вошла во двор, не взглянула – это сильно бросается в глаза?

– Царапина? Нет, не заметила. Машина стоит в сторонке, возле гаража, и выглядит вполне даже ничего. Больше того – у вас вообще шикарная машина, – она вздохнула.

– Ну и ладно. Может, мне просто показалось, что царапина большая.

– Или я не увидела, она же одним боком повернута к гаражу. А вы отчего в гараж-то ее не поставили? Хотя… Понимаю. Думаю, просто кое-кто не умеет аккуратно въезжать туда! Ну, ничего, жизнь впереди длинная, успеет научиться.

– Хорошо, Лена. Спасибо тебе еще раз. Пока.

– До свидания, Герман Григорьевич.

Он отключил телефон и некоторое время стоял в темной комнате, привыкая к мысли, что в его доме, в лесу, сейчас находится девушка – самая красивая в мире. Она вернулась. Покаталась на его машине, а может, съездила, убила еще кого-нибудь и вернулась, и теперь сидит в недоумении в его доме и дожидается Германа, чтобы рассказать ему очередную жуткую историю. Может, она слушает музыку, или смотрит телевизор, или спит. А еще – боится. Страх преследует ее. И пока он не вернется, она будет дрожать от этого страха, и призраки убитых ею людей будут смотреть на нее или упрекать ее тихими, замогильными голосами…

Он должен вернуться туда. Должен! А еще он должен разобраться, какое отношение она имеет к Рубину. Кто она? И почему Лева никогда ему о ней не рассказывал? Ведь Лева никогда не скрывал своих пристрастий.

– Ах ты, старая сука… ты опять разлила свой горшок! Я знаю, ты сделала это нарочно… Убью тебя, тварь ты несчастная! Чтобы ты сдохла прямо сейчас, в этой вонючей луже!

Герман нервно оглянулся. Было такое впечатление, что женский прокуренный голос раздался прямо за его спиной.

Он вернулся в комнату. Рубин и Коровин сидели навытяжку, словно бы искусственно или каким-то волшебным образом протрезвевшие, и слушали начавшийся за стеной отвратительный семейный спектакль.