Звезды-свидетели. Витамин любви

Примерно так. Что было потом? Кто и что еще из них сказал? Никто – и ничего особенного. Он заявил, что ей лучше всего поспать, и вот тогда она вспомнила про молоко и мед. Кажется, что все это было так давно!

Между тем они вошли в кухню, и Лена щелкнула выключателем – ну хозяйка просто! А лицо – мрачнее некуда, глаза ввалились, круги под ними сиреневые, уголки губ опущены, волосы растрепаны. «Не сладко ей здесь было без меня, – подумал Герман. – И страшно».

– Я ужин не готовила. Боялась, что ты вернешься с милицией, и готова была спрятаться. По сугробам убежать в лес. А ужин… если бы я готовила, запах бы остался. Да и вообще, я не знаю, что мне делать, как дальше быть!

– Идти сдаваться, насколько я понимаю, ты не собираешься?

– Нет. У меня есть еще дело.

Вот! Вот чего он боялся. Ее очередного дела, в которое она явно собирается ввязать его, Германа! Быть может, ей просто потребуется техническая помощь – отвезти, привезти, завернуть в ковер, закопать. Нечто вроде трупа. Точнее – просто труп. «Трупее не бывает».

– Давай спать, а все дела – утром, идет?

– Идет. Спасибо, что не сдал меня.

– Вообще-то я бы чаю выпил.

– Можно без меня?

– Можно.

Она вышла из кухни, и в доме установилась такая тишина, что ему захотелось услышать хоть какие-то звуки. Пусть это будет включенный телевизор, радио, музыкальный центр или лучше – все сразу. Но тогда эта девчонка не уснет. А ей надо поспать.

Герман выпил чашку чаю, вошел в гостиную и огляделся по сторонам. «Господи, – он перекрестился, – как же много я отдал бы за то, чтобы эта девица мне просто приснилась!»

И сел за рояль. И когда пальцы его коснулись клавиш, он тотчас вспомнил одну из своих мелодий. Новую, свежую, как только что распустившийся цветок. И прекрасную. Тему любви Мити к Кате.

Он встал, принес книгу, установил ее на рояле. Открыл на нужной странице и продолжил чтение.

«– Милый, занимай скорее место! Сейчас второй звонок!

А после второго звонка она еще трогательнее стояла на платформе, снизу глядя на него, стоявшего в дверях третьеклассного вагона, уже битком набитого и вонючего. Все в ней было прелестно – ее милое, хорошенькое личико, ее небольшая фигурка, ее свежесть, молодость, где женственность еще мешалась с детскостью, ее вверх поднятые сияющие глаза, ее голубая скромная шляпка, в изгибах которой была некоторая изящная задорность, и даже ее темно-серый костюм, в котором Митя с обожанием чувствовал даже материю и шелк подкладки. Он стоял худой, нескладный, на дорогу он надел высокие грубые сапоги и старую куртку, пуговицы которой были обтерты, краснели медью. И все-таки Катя смотрела на него непритворно любящим и грустным взглядом».

Это были страницы, посвященные их, Митиному и Катиному, расставанию. И хотя Герман не мог вспомнить, что он сам когда-либо с кем-то так же тяжело и волнительно расставался, ему почему-то захотелось плакать. Еще он подумал: почему так – молоденькие девушки всегда выглядят какими-то более совершенными, завершенными, что ли, чем их нескладные ровесники? И это – правда. И вообще, девушки развиваются быстрее, да и умнее они мужчин, намного. И мыслят они как-то совсем по-своему, непонятно подчас для мужчин. А эта Катя… Несомненно, она была хороша и молода, и ею можно было увлечься, но чтобы из-за нее, из-за этой кокетки, которая предпочла истинную любовь сомнительному служению театру (или все-таки взрослому любовнику?), стреляться?! Чулочки, панталончики, юбки, шляпки… Ну почему все эти милые безделицы так притягивают к себе мужчин? Отчего?!

Легкой головной болью отозвалась мысль, что он своей игрой на рояле мешает спать Лене. Ну и что? Она знала, к кому напросилась под крышу. Вот пусть и терпит!