Звезды царской эстрады

Сенсационная новость, что Морфесси вернулся из своего турне с молодой невестой-красавицей, облетела всю столицу. Телефонным звонкам, поздравлениям, пожеланиям и личным, и письменным не было конца. Нас чествовали, нас приглашали на обеды и завтраки. Такое подчеркнутое внимание, помимо всего, объяснялось еще и тем, что невеста моя была существом совершенно из другой среды, нежели та, из которой артисты берут себе жен. И был еще привкус чего-то пряно-эффектного. Девушка из старой дворянской семьи, убежавшая с артистом, – это было ново, если не считать Мамонта Дальского, женившегося на графине Стенбок-Фермор. Особенно пышно чествовали жениха и невесту мои друзья – офицеры 1-го железнодорожного его величества батальона. В своем собрании, на Семеновском плацу, они устроили нам пышный обед. За обедом гремел оркестр, сменявшийся хором батальонных песенников. Нескончаемые тосты, самые горячие пожелания. Финал обеда и наш отъезд превратились уже в настоящий триумф. На всем пути от столовой и до подъезда шпалерами вытянулись музыканты и песенники, мы с Марией Николаевной посажены были в массивные кресла, и офицеры, неся эти кресла высоко над головами, сошли вниз к поджидавшему нас автомобилю. Мы уже уехали, а вслед неслись исступленно-радостные крики друзей. Мне так понравились эти песенники и балалаечный оркестр, что я отправился к командиру – просить его разрешения отпустить песенников и оркестр на мой ближайший концерт в Малом зале консерватории. Ходатайство мое горячо поддерживали два офицера батальона: полковник Афанасьев и Раля Казбек – молодой красавец-офицер, трагическая кончина которого так ярко подчеркивает значение непреложной судьбы в жизни человека. Два его брата были убиты на войне. И государь император лично пожелал, чтобы третий и последний сын генерала Казбека оставался в Петербурге при его величестве, дабы избежать участи своих старших братьев. Но судьбе угодно было распорядиться иначе: вдень свадебной поездки его автомобиль наскочил на шлагбаум, и все сидевшие в автомобиле, в том числе и его молодая жена, остались невредимы, а Раля был убит на месте!..

Вспоминаю слова из «Фауста»: «Что кому суждено, с тем то и приключится. От смерти не уйдет никто, когда наступит час. Таков небес закон…»

Возвращаюсь к концерту. Когда на сцене консерватории появилось сто с лишним солдат-песенников и раздалась команда: «Смирно! На месте шагом арш!» – и под мерный ритм полилась лихая казачья песня «Из-за леса, леса копей и мечей едет сотня казаков-усачей», – весь зал встал со своих мест и овациям не было конца.

Это, кажется, единственный случай, когда на частном концерте выступала воинская гвардейская часть.

Этот концерт особенно памятен мне еще тем, что после моего выступления полковник Д. Ломан, сопутствуемый делегацией сестер царскосельских лазаретов имени государыни, великих княжон и наследника цесаревича, поднес мне на голубой бархатной подушке серебряный золоченый лавровый венок и фотографическую группу высочайшей семьи в формах сестер милосердия.

Надо ли говорить, как реагировала на это публика!.. Но этим вечер еще не закончился. В последнем отделении, когда я под аккомпанемент всех петербургских соединенных цыганских хоров под управлением знаменитого Алексея Шишкина запел старинную цыганскую песню: «Палсо было влюбляться!..» – и под конец песни артисты императорского балета – Женечка Лопухова и Шура Орлов, в русских костюмах, – начали плясать, стоявший в глубине эстрады, у органа, заслуженный артист Александринского театра В. Н. Давыдов не выдержал и пустился с платочком в пляс вместе с ними.

Что тут произошло и с публикой, и артистами, и с цыганами, и со мною, – описать нельзя.

Вспоминаю сердечный прием, какой мы встретили в доме Лианозовых – Норы Георгиевны и Давида Ивановича. Дом и семья, на которых нельзя не остановиться. В жизнь и быт петербургского артистического мира Лианозовы вписали незабываемые страницы. Можно было еще назвать дома и родовой и финансовой аристократии, где часто бывали артисты, где они пели, декламировали, музицировали, но нигде не было к ним такого дружественно-сердечного отношения, как у Лианозовых. И надо отдать справедливость: главная заслуга в этом Норы Георгиевны, женщины с душою глубокой и чуткой… Правда, и покойный супруг ее, Давид Иванович, был человеком редких качеств, но он прежде всего был крупным нефтяником, в кабинете которого задумывались и осуществлялись многомиллионные операции. Сначала – это, а потом уже несколько приятных часов в обществе знакомых артистов. Досуг от крупных дел с длинными рядами цифр.

…Чаще других бывала у Лианозовых и теплее, родственнее принималась следующая группа: артист Н. Ходотов, виртуоз-балалаечник В. В. Абаза, Саша Макаров, Федя Рамш, Де-Лазари, Лопухова, Орлов, еще несколько человек и я. Эта наша группа дружила с клоуном Жакомино, остроумным, деликатным и вполне светским человеком, всегда с иголочки одетым.