Все с напряженным вниманием смотрели на Петера. Уже давно они не видели его таким решительным, — с тех пор как исчез отец, его не покидало подавленное состояние. Никогда не говорил он о своих работах. И лишь события последних дней, казалось, изменили его. Петер начал рассказ:
— Сначала я работал вместе с отцом, решая те же проблемы, что и он, но как-то вдруг натолкнулся на небольшую научную статью шведского ученого. В этой работе сообщалось о новейших открытиях в области биотоков человеческого мозга. Собственно говоря, сведений из этой статьи я почерпнул очень мало, но вопрос этот меня так заинтересовал, что я в конце концов полностью посвятил себя этой проблеме. Я собрал весь материал, который уже появился по этому вопросу. Прежде всего я познакомился с очень важными работами одного минского профессора. В его работах я нашел ссылки на публикации, сделанные в Японии. В процессе изучения этих работ у меня возникла обширная — правда, отнимающая много времени — переписка с многочисленными институтами и учеными. Одновременно я стал ставить свои собственные опыты, которые до сегодняшнего дня связывают меня дружескими узами с учеными всего мира. Собственно, никакого нового изобретения я и не сделал. Энцефалографы существуют уже давно и являются важным вспомогательным средством в неврологии, помогая диагностике заболеваний мозга. Но такими энцефалографами мысли не прочтешь.
Петер Тербовен сделал паузу и, задумавшись, откинулся на спинку кресла; при этом он машинально провел рукой по волосам.
— В то время как работы моего отца приносили плоды, причем такие, о каких никто никогда и не помышлял, мне почти ничего не удавалось сделать. Все было словно заколдовано, я не мог сдвинуться с мертвой точки. Но наконец, однажды ночью, мне удался один опыт. Этот опыт был поставлен на совершенно другой основе, не на той, которой я придерживался до сих пор и которая была определяющей в моих опытах, — поэтому я мало надеялся на успех. Во время этого опыта выяснилось, что биотоки мозга совсем другой природы, не такой, как предполагалось ранее. По этой причине мне и не могли удаться мои предшествующие опыты. Ну, а потом за сравнительно короткое время мне удалось измерить биотоки мозга, сделать их видимыми с помощью осциллографов и записать на магнитофонную ленту. Это было приблизительно год тому назад. Короче говоря, принцип работы аппарата таков: мысли человека посредством приемного устройства поступают в аппарат и записываются им на магнитофонную ленту. Информация поступает таким образом, что подопытное лицо ничего об этом не знает.
— Большое спасибо за предупреждение, — успел вставить Роньяр. — Я чуть было не стал жертвой этого кресла, — объяснил он присутствующим.
Хофстраат заявил шутливо:
— В ближайшее время не ждите нас в гости, Тербовен. Страшно даже подумать, что…
Д-р Бергер перебил адвоката, так и не дав закончить ему мысль.
— А какие возможности откроет этот аппарат перед медиками! Мы можем помочь нашему пациенту, узнав его невысказанные мысли.
Адвокат, обычно спокойный, тоже был взволнован.
— Невероятные перспективы для юриспруденции! Теперь нужно составлять новые законы, с учетом этого изобретения! Для криминалистов этот аппарат будет неоценимым помощником.
— Подождите, господа! Вы же еще не все знаете! — перебил Тербовен оживленных собеседников. — Записанные мысли невозможно воспроизвести с помощью, скажем, динамика. Их с помощью специального передатчика можно послать в мозг другого человека, который при этом находится в состоянии, похожем на гипноз. В таком состоянии ему навязываются чужие мысли. Свои собственные он формировать не может и воспринимает направленные в его мозг мысли как свои собственные.
Роньяр вскочил и воскликнул:
— Как в сказке! Это самое необыкновенное изобретение, какое когда-либо было создано людьми! Предоставляются великолепные возможности раскрывать все женские интриги!
— Ну, конечно же! Роньяр снова вернулся к своей излюбленной теме! — воскликнул Бергер.
— Да ведь это же очень просто! Предположим, например, что ваша подруга…
Его перебил Бергер:
— Не судите по себе! Вы же отлично знаете, что я женат!
Роньяр ответил лукаво:
— К чему так волноваться, дорогой Бергер! Одно не исключает другого!
— Ну хватит! — вмешался Хофстраат. — Этот вопрос относится уже к моей области, да к тому же, он может привести к солидному бракоразводному процессу.
Едва Роньяр услышал о бракоразводном процессе, как сразу же воскликнул:
— Какая жалость! Если бы Тербовен изобрел свой аппарат немного пораньше, то мой развод превратился бы в веселый спектакль!
— Перестаньте, Роньяр! Вы неисправимы! — вмешался Бергер. И, повернувшись к Тербовену, спросил: — А как внешне проявляется это состояние гипноза? Так же, как и при настоящем гипнозе? И человек потом ничего не помнит?
— Нет, он отлично понимает, что это не его собственные мысли, но не может противостоять им.
Тербовену доставляло радость рассказывать о своем изобретении в узком кругу друзей.
Его перебил д-р Бергер: