Звезды зреют на яблонях

— Двадцать девятого декабря тысяча девятьсот сорок четвертого года, по приказу ЭЛАС, мы вышли из Афин. Было шесть часов вечера. Город за нашей спиной как бы растворился в темноте. Скала Акрополя казалась тучей. Шел дождь. Мы смотрели на Акрополь, чтобы запомнить навсегда его очертания и возвратиться к нему. Мы двинулись к холмам. Нас было много. Вместе с партизанами шел народ. Жители Афин оставляли свои дома, все свое небогатое имущество. Нам казалось, что мы, партизаны, отвечаем за каждого из них… Рядом со мной ударил в стену луч прожектора. Он скользил по крышам, натыкался на деревья. Он выхватывал какую-нибудь мокрую черную ветку, и листья на ней как бы превращались в голубые металлические пластины. Луч прожектора щупал. Он искал нас. И нашел. Он врезался в толпу, как нож. И тут же мы услыхали гул английских самолетов. Началась бомбежка. Девушки потеряли друг друга. Люди шли по тропинкам и несли раненых. Так мы вступили в горы. Многие потеряли обувь и шли в чулках. Это было тяжелое отступление. Триста семьдесят километров мы шли горами!..

Где же то счастливое, что заставило Нарсине запомнить все это? Или счастья не было? Были ноги, ободранные на каменистых тропинках. Английские самолеты, которые появлялись над горами, сбрасывали бомбы. Голод…

…— Но на нашем пути, — говорит Нарсине, — мы заходили в десятки деревень и видели, что народ Греции с нами. Это было такое радостное чувство, что все лишения казались незначительными. Деревни голодали, нам отдавали последнее — последнюю пару обуви, уступали единственную в доме кровать. Эти крестьяне горных деревушек заменяли нам отцов, братьев. В крестьянских домах нас лечили от ран, старухи штопали нашу одежду. Они просушивали на огне обувь тех, у которых она сохранилась. В каждой деревне к нам присоединялись люди. Мы шли двадцать один день. В горах лежал снег. В некоторых местах он был по пояс. Когда перевалили хребет, нас было вдвое больше, чем когда мы выходили из Афин.

Отступление… — задумчиво говорит Нарсине. — А ведь оно укрепило у партизан веру в свои силы, в победу греческого народа.

— Ну, а девушки твоего полка? — спрашивает Арев. — Девушки встретились?

— Да, — грустно говорит Нарсине, — мы встретились. Нас осталось немного, сорок человек. Мы не узнавали друг друга, так все исхудали. Многие были ранены. Мы ослабели так, что почти не могли двигаться. Когда было заключено Варкизское соглашение, партизаны сдали оружие и могли возвратиться в Афины. Мы шли в Афины тридцать дней! На заставах королевские солдаты проверяли наши документы. Очевидно, у них были какие-то списки. Многих арестовывали. Одну нашу девушку, Эфтихию, — она командовала отрядом — так избили при аресте, что она оглохла. Потом ее заключили в женскую тюрьму на улице Фемистоклеоса в Афинах. Эта тюрьма известна тем, что заключенные никогда не отбывают в ней срок до конца — они умирают.

— А Эфтихия? — спрашиваю я.

— Эфтихия кашляет кровью. Ей восемнадцать лет. Самый страшный возраст для туберкулезных. — И помолчав: — Такие, с кровохарканьем, долго не живут.

— Вы знаете, что значит Эфтихия? — спрашивает Арев. — Это — счастье. Горькое счастье у этой девушки!

Что стало бы с Нарсине, если бы она продолжала жить в Афинах и сейчас? Вернее всего, она оказалась бы в тюрьме вместе с другими участниками Сопротивления, но допустим лучшее — тюрьмы ей удалось избежать. Как сложилась бы ее жизнь тогда?

Недавно греческое правительство разрешило иностранным фирмам строить в Афинах фабрики готовой одежды. Профсоюз портных заявил, что это приведет к тому, что будут закрыты тридцать тысяч пошивочных мастерских, и к росту безработицы. Но разрешение дано, и фабрики готовой одежды строятся. Еще в 1962 году в Греции было выброшено на улицу триста тысяч рабочих и служащих. Эта армия пополнилась ремесленниками. Проблема безработицы приняла угрожающий характер. Люди бросают дом, семьи и бегут в другие страны, чтобы найти работу.

Возможно, Нарсине могла выйти замуж за американского мультимиллионера, или стать кинозвездой, или найти клад. Но если верить статистике, такие случаи не часты. Скорее всего, Нарсине разделила бы участь своих подруг.

История одного клише

Один из моих собеседников, Микаэл Партикян, литературовед и археолог, рассказывал, что в первые дни декабря 1944 года англичане ссылали арестованных на северное побережье Африки, в пустыню. Партикян не мог сказать точно, за что их ссылали, каковы были преступления, потребовавшие столь суровых мер наказания. Он сказал:

— На улице, где я жил — это улица Байрона, — англичане произвели обыск во всех квартирах. Мужчин согнали на сборный пункт, находившийся на окраине нашего района. Все были сосланы в Египет.

Мне хотелось узнать более подробно об этой ссылке, но кого бы я ни спрашивала, все рассказывали в общих чертах. Зубной техник Захар Айвазян, который прежде жил в Коккинье по улице Имиттос № 71 и теперь оказался моим собеседником, сказал: