Звезды зреют на яблонях

— Нормальный народ, — неохотно отвечает Антон. Он думает о своем: «Хорошо, у нас с ней детей нет, а был бы ребеночек — тогда как? Ребенку с родным отцом надо возрастать. Особенно если мальчик».

— А пшеницу у них сеют? — спрашивает старик. — Может, им хлеб негде сеять?.. А ты у соседей купи зерно или еще что. Торговать нужно, а не народ калечить, — в темноте поучает кого-то старик. — Шутка ли, без рук, без ног люди с войны идут. А может, немцы нас боятся, — размышляет он, — что мы буржуев не любим? Говорят, там буржуев прорва, простой народ зажимают. А мы в их дела не встреваем. Сами пускай разберутся. — Он поворачивается на другой бок. — Шутка ли, полные ясли сирот, отцы на войне постреляны…

— Это еще что, — говорит Антон. Перед его закрытыми глазами — девочка. Она протягивает Антону руку с ампутированными пальцами. «Дядечка боец, — жалобно говорит девочка, — скоро у меня новые пальчики отрастут?»

Стоит только теперь Антону закрыть глаза, он видит эту девочку — как она стоит на околице села, среди снежного поля, выгнанная немцами из избы на мороз.

«Хорошо — у нас с Шурой детей нет», — думает Антон и засыпает.

А старик еще долго что-то бормочет в темноте.

…Старик будит Антона с первым утренним ветерком:

— Пора вставать, мил человек! По холодку пойдешь.

Антон открывает глаза. Небо светлое. С него еще не ушла луна. Она кажется совсем прозрачной. Сквозь нее просвечивает розовое облако. Антон видит, как по реке идет утренняя рябь, как теплеет круглый склон холма и отступает в долину ночная темень. Под самым берегом мутит воду жерех. Внук старика, закатав штаны, бредет по белым камушкам поближе к быстринке. Колышется камыш на островке, и прыгает по камышу птичка…

— Вот тебе на дорогу, — говорит старик и протягивает Антону яблоко. — Из наших садов. От черенка выращено! — Старик запускает по самый локоть руку в мешок с солью: — А это из нашей земли! Держи! Дай-ка я ее в тряпицу заверну. — Он достает каравай и отрезает ломоть. — Это от наших баб, бабы пекли! Теперь иди себе на здоровье!

— Прощай, — говорит Антон. — Может, вернусь!