Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

Этот вывод казался самым неприятным. Речь могла идти о подлоге. Родственники вполне могли прибегнуть к обману, чего проще. Притязания мадам N вполне можно было отстаивать. Стоило приложить необходимые усилия, и нужное доказательство не могло не всплыть на поверхность. Но в таком случае получалось, что он отстоял права крохоборов.

Грава не было в Версале до понедельника. Телефон в Антибе не отвечал. Получалось, что позвонить ему просто некуда. Тормошить же компаньонов на ночь глядя Петр тоже не стал.

Утром в понедельник, приехав в Версаль к открытию конторы, Петр узнал, что у Грава родился ребенок и что он уже вернулся, с утра успел побывать в кабинете, но уже уехал по каким-то делам, обещая быть только к обеду…

Около часа дня, когда из коридора послышался оживленный смех Мартина Грава, Петр взял коробку с делом и открыл дверь:

— Позволь тебя поздравить… Мальчик или девочка?

— Сын! — сиял Грав, но при этом отрицательно качал головой. — Четыре кило пятьсот. Да-а, пока этого собственными глазами не увидишь…

— Как назвали?

— Марком.

— Марком. — Петр одобрительно кивнул. — Я вот что хотел… Тут есть пара вопросов… — И он подбросил в руках знакомую Граву файловую коробку. — Есть у тебя минута?

— Анна сказала, что всё в порядке? Спасибо, — поблагодарил Грав.

— Я как раз об этом… Зайдешь ко мне?

Они вошли в кабинет Петра, и он закрыл дверь.

— Подлинное завещание, сделанное раньше, оказывается, было, — сказал Петр. — Сколько ни просматривал бумаги, уверен, что всё это липа.

— Не понимаю… о чем ты? — В некотором замешательстве Грав опустился перед ним на стул.

— Если сопоставить даты и показания, то много ума не нужно, чтобы прийти к такому выводу.

— Теперь-то зачем об этом говорить, когда всё закончилось?

— Это завещание… было оно или нет?

— Второе? Не могу сказать. Возможно. Я не криминалист, не сыщик. Мы работаем с бумагами.

— Не понимаю… Ты хочешь сказать, что ты знал, чем здесь пахнет? — удивился Петр.

— К чему эти дурацкие вопросы?.. Да, можно было бы предположить, что завещание уничтожено. Сам он его уничтожил или все вместе — вопрос спорный. Что делать? Завещания нет… Нет, и всё. А как с делом работать?

— А если всё же всплывет?

— Каким образом?

— Если я правильно понимаю, ты всё знал… — помолчав, заключил Петр. — Ну ты даешь! Старухе за приют платить нечем. Вы ее по миру пустили. Или ты не в курсе?

— Я делаю свою работу, не могу же я вникать в жизнь каждого до такой степени… Любой на моем месте сделал бы то же самое. А вот как человеку быть дальше — это уже другой вопрос.

— Не уверен, что всё так просто… Кем тебе приходятся эти люди, сыновья?

— Да никем. Отец знаком с их отцом.

— Ради него ты и старался?

— Какой-то разговор… Какая мне разница, кто прав, кто виноват, ей-богу… — Грав вскинул на Вертягина сомнительный взгляд, всё еще не понимая, что стоит за его настойчивостью. — Ну хорошо… Я должен был внимательнее отнестись, согласен… Но кому это могло прийти в голову? До меня под конец стало доходить кое-что, когда Вельмонт появилась… Но я уже не мог ничего изменить. Формально всё сделано правильно. Ни тебя, ни меня никто не может ни в чем упрекать.

— Меня ты впутал непонятно во что. А за дележом стоит чуть ли не уголовщина… Или ты не понимаешь?

Грав обмяк и с мрачным видом что-то обдумывал.

— Что от меня ты хочешь? — спросил он.

— Исправляй, раз наворотил, — спокойно ответил Петр.

— Пьер, я понимаю, что всё это глупо… И бесконечно уважаю, поверь мне, твое, так сказать… рьяное отношение к этим вещам. Но… абсурд, ей-богу!

День спустя, когда в кабинете стало известно о случившемся, — в неприглядном положении оказался не только Грав, нарушивший правило, согласно которому никто из компаньонов не должен был без общего согласия с другими браться за дело, которое могло бы нанести ущерб репутации всего кабинета, — никто не знал, как выходить из положения. Вертягин не видел другого выхода, как вступить с Вельмонт в переговоры, заставить родственников урегулировать ситуацию мирным путем, без дальнейших разбирательств — заставить их выплатить компенсацию теперь уже «потерпевшей», в обмен на отказ ворошить всю историю…

К концу недели, убедившись, что ни Гравом, ни другими компаньонами не будет предпринято никаких шагов, Петр решился на самостоятельный шаг. Было уже поздно, около одиннадцати, когда он отважился наконец сделать то, о чем думал все эти дни. Он набрал домашний номер Шарлотты Вельмонт.

Трубку сняли сразу. Ответила сама Вельмонт. Петр назвался, извинился за поздний звонок и принялся объяснять причину своего звонка.

Вельмонт не сразу смогла понять, о чем идет речь. И Петр уже было жалел о своем жесте. Но тут, собравшись с духом, он выложил всё как есть. Его компаньон, который вел дело наследников, соглашался пойти на компромисс, устраивающий ее клиентку — с выплатами, с компенсацией, которых Вельмонт добивалась, но при условии, что дело будет завершено без обжалования.

В трубке повисло молчание.