Звёздная гавань

И тут роботу по единственно необходимой в этот критический момент ассоциации вспомнилось давнее-давнее… Эта вспышка памяти была подготовлена всей предыдущей работой его мысли. Перед внутренним взором высветилась картина испытательного полигона Зеленого городка, заключительный цикл решающих испытаний и его отчаянный прыжок через вулкан, на дне которого клокотала огнедышащая лава. Именно тогда, в экстремальных условиях, Тобор прыгнул со вспомогательным грузом, хотя этому его не учил никто из воспитателей. Он зажал в щупальцах два увесистых обломка базальтовой скалы, повинуясь острому, как проблеск молнии, прозрению: недаром ведь по настоянию Акима Ксенофонтовича его напичкали всевозможной информацией о прыжках всех выдающихся легкоатлетов, начиная с легендарных времен первых древнегреческих Олимпиад!.. Тогда, в минуту смертельной опасности — а она была всамделишной, а не игровой, мыслительные способности Тобора резко обострились, и он понял, как именно нужно прыгать с грузом, чтобы прыгнуть далеко. Полученная драгоценная информация навсегда запечатлелась в его мозгу.

Воспоминание отхлынуло. Робот огляделся. Теперь он знал, как нужно действовать.

Тобор подскочил к отсеку, где хранилось снаряжение для высадки на новую планету, и мощным рывком отворил задраенный люк. Из отсека со свистом вырвался еще сохранившийся там воздух. Робот вихрем влетел в отсек. Он очень торопился — дело решали теперь мгновения. Вытащил из контейнера моток стального троса, испробовав его на разрыв, подумал секунду и отбросил в сторону: сталь может не выдержать необходимого напряжения. Он шарил и шарил глазищами, включил инфразор и все локаторы, но никак не мог обнаружить того, что ему требовалось. После поисков первых пластинок и последующих баталий с ними все в отсеке было перевернуто вверх дном. А потом уж было не до того, чтобы навести здесь, на складе, хотя бы относительный порядок.

Наконец Тобор нашел то, что искал, — бунт нейтритового троса. Он легко выкатил катушку четырехметрового диаметра в накренившийся коридор и поспешил к зияющему вдали пролому. По пути остановился и двумя рывками вырвал из-под потолка два тяжелых металлических куба — климатические установки «Каравеллы». Грани куба представляли собой густую решетку, из которой еще вырывалось теплое дыхание: установки честно, из последних сил старались восстановить в коридорном отсеке температуру и влажность, необходимые для поддержания жизнедеятельности людей.

Едва смолкли двигатели, на изувеченном корабле воцарилась невесомость, и Тобор включил магнитные присоски. Он подкатил к пролому гигантскую катушку, освободил конец троса и тщательно принайтовил его к одной из конструкций, выгнувшихся во время взрыва. Затем вернулся к двум оставленным кубам, пятясь и разматывая за собой трос. На переднее щупальце надел катушку и проверил, свободно ли она вращается.

В два свободных щупальца, правое и левое, Тобор взял по кубу. Необходимо как можно точнее рассчитать прыжок — от этого зависит все. До пролома сорок метров — дистанция, для разбега достаточная.

Робот разбежался и, резко оттолкнувшись от краев пролома, вылетел в открытое пространство. Далеко впереди мерцала перед ним отколовшаяся часть корабля. Треть неба закрывало гигантское блюдце фотонного отражателя. Еще не успевшее остыть от недавнего огня, оно напомнило Тобору кроваво-красный диск земного Солнца в тот момент, когда оно готово нырнуть под горизонт.

Позади тянулся трос. К счастью, катушка разматывалась легко. Сейчас согласно расчету траектории он обогнет блюдце и опустится на корабельную обшивку…

Отколовшаяся часть корабля приближалась. В нужный момент Тобор завел щупальца с грузом вперед и затем с силой отшвырнул прочь оба куба. Желанная цель рывком приблизилась.

Последний десяток метров…

Лишь через двое суток Тобору удалось кое-как состыковать разошедшиеся при взрыве части «Каравеллы». Затем он залатал проем — заварил швы, срезав и выбросив изуродованные края обшивки.

Включил оставшиеся климатизаторы, и через несколько часов атмосфера в коридорных отсеках восстановилась.

Корабль по инерции продолжал приближаться к бете Лиры, но что он там будет делать, робот не представлял.

Рукопожатие

Любимая! Где ты? Откликнись скорей,

Я здесь, и мгновения мчатся.

На зов мой звенящий, что звезд горячей,

Не можешь ты не отозваться!

Бродя по безжизненному кораблю, Тобор вдруг с ужасающей ясностью понял, что такое одиночество. Прежде для него абстрактное, сугубо теоретическое понятие вдруг наполнилось плотью и кровью.

Он снова и снова обходил за отсеком отсек, вглядываясь в знакомые до мельчайшей черточки лица людей, с которыми так тесно сжился. Многие из них выросли и возмужали на его глазах. Теперь они были неподвижны, как мумии.

Встречая пластинку, Тобор безжалостно уничтожал ее, однако количество пришельцев от этого не убывало.