Собутыльники дружно оглянулись. Повезло не всем. Часть отравленных игл ушла в зал и несчастливцев постигла незавидная участь — быть парализованными на сутки.
Марио Ирвинг с сокрушённой миной на физиономии покачал головой.
— Вот скотина, и я не лучше. Совершенно забыл, что кайро довольно мстительные гадёныши, — прогундосил он, прикрывая нос чёрным шёлковым шарфом с вызывающе яркой раскраской.
На замысловатой бирке значилось, что это изделие дома До-До, межгалактического законодателя мод. Стоил такой шарфик целое состояние и Ласло вздохнул, ему оставалось лишь завидовать его обладателю; у него таких денег не было.
— Да ладно, всего не предусмотришь, — сказал он Ирвингу и брезгливо поморщился.
Запах, испускаемый рептилоидом, на воздухе изменил состав и перешёл из разряда экзотических в разряд неприятных.
— Пошёл вон, вонючка! — при помощи пинка землянин придал ускорение замешкавшемуся кайро и с любопытством проследил за траекторией его полёта. — О-па! Гляди-ка, упал!
Потеряв интерес к незадачливому воришке, он пригубил вино.
И тут за их столом, будто по мановению волшебной палочки, возник загорелый до черноты молодой человек, облачённый в потрёпанный полувоенный хаки. Ласло это не удивило. Правда, с появлением неожиданного гостя в его груди забушевала неуёмная радость, и окружающий мир приобрёл нереальный золотой отсвет. Пробуя вино, он поднёс к губам бокал.
— Амброзия! — на его лице появилось благоговейное выражение. — Ты только попробуй, пап, оно того стоит!
Сняв шляпу, Пётр Романович пригладил волосы, выгоревшие почти до белизны, и с сомнением глянул на бутыль.
— Думаешь, стоит? Вид у него не очень, больше похоже на отраву.
Взгляд Ласло был более, чем красноречив. Тогда Пётр потянулся к бутыли, вынул откидную пробку в форме неведомого чудовища, и ярко-оранжевая густая струя ударила в дно бокала.
С глубокомысленным выражением на лице Романович-старший покатал напиток на языке, и одобрительно хмыкнул.
— Неплохо! — соизволил он признать и, окончательно проанализировав свои ощущения, с энтузиазмом добавил: — Знаешь, очень даже неплохо. Правда, у твоего деда вино получается не хуже, и вдобавок не имеет такой ядовитой окраски.
— Твоя правда, — согласился Ласло и кивнул отцу. — Привет, бродяга! Какими судьбами? Неужели надоело грабить усыпальницы фараонов?
— Не замай! Археология это святое, — с шутливой строгостью отозвался Пётр.
— О да! Что и говорить! Работа для тебя всегда была на первом месте.
Ласло поморщился, заслышав упрёк в своём голосе. Бурлящая радость, отзываясь на его настроение, понемногу пошла на убыль, и вместе с ней начал ослабевать волшебный свет в окружающем пространстве.
На загорелом до черноты лице появилась мягкая полуулыбка.
— Ну, зачем же столь трагично? Ведь вторым по важности для меня был ты.
— Вот спасибо!
— Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, — произнёс Пётр и вокруг его глаз разбежались лучики морщинок. — Вот заглянул на огонёк. Не возражаешь?
— Спрашиваешь! Как говорится: «мой дом, твой дом», — начал Ласло и, поражённый, умолк на полуслове.
Наконец-то, даже в утреннем полусне-полуяви, до него дошла необычность происходящего.
«Господи! — от прихлынувшего волнения у Ласло перехватило горло. — Ведь столько лет прошло, как отец исчез. Правда, тело не нашли, а это значит…» — его мысли заметались, ища рациональное зерно, но надежда таяла как дым. «А ни черта это не значит!» — грустно сказал он себе, осознав, что сидящий напротив человек по виду его ровесник, хотя в неестественно ярких голубых глазах уже просматривалась паутинка красных прожилок — подарок палящего солнца.
«Почему? Почему ты пришёл только сейчас? Не важно, что во сне! Почему ты ни разу не приснился тогда, в детстве, когда ты был мне так нужен?!» — кричал маленький мальчик, до сих пор живущий в его душе, но Ласло не решался озвучить его вопрос.
Стараясь справиться со щемящей болью в сердце, он не сводил глаз с лица того, кто и сейчас был для него самым важным человеком на свете. Но мальчик не умолкал, и вслед за ним его переполняла горечь потери, такая острая, будто он вновь вернулся в детство.