Лет до семи это выливалось в полномасштабные истерики, и врачи советовали старикам на какое-то время отправить внука в больницу. Но старый Иштван был твёрд как скала. «К чертям лекарей! Что они понимают, эти глупые мальчишки и девчонки? Есть только одно лекарство от разлуки, — ворчал он, когда перепуганная бабушка была готова согласиться с врачами и отправить любимого внука в лечебницу. — Дура ты старая!.. Маришка, прекрати хныкать! Ничего с нашим мальчиком не случится. Лучше, чем с нами, ему ни с кем не будет».
Присев рядом с кроватью внука, старик тяжко вздыхал и тянулся за трубкой, всегда оттопыривающей карман его пиджака.
— Эх, грехи наши тяжкие! Конечно, с родителями Владиславу было бы лучше, да где ж ты их возьмёшь?
— Вот-вот! — отзывалась бабушка из кухни, где с грохотом орудовала посудой. — Пётр всё время торчит на раскопках, а мать и вовсе неизвестно где. Говорила я нашему оболтусу, — не женись, гулящая она. Как пить дать, бросит она вас. Так оно и вышло. А случится что с ребёнком? Кто будет в ответе? Конечно, мы, ведь больше некому.
— Не каркай, старуха! Мы ещё на свадьбе внука погуляем.
— Дай-то бог! — опустившись рядом с мужем, Маришка клала прохладную ладонь на лоб мальчика и тихо звала: — Дитятко, не горюй, открой глазки. Смотри, что тебе бабушка принесла. Такие вкусные шанежки, ты только попробуй. Испекла их на меду, как ты любишь, — уговаривала она, гладя его по непослушным вихрам. — Поплачь, моё солнышко, только не молчи. Ведь в детстве горе как водичка, поплакал, и нет его.
В добрых глазах бабушки светилось такая любовь, что Ласло не выдерживал и бросался в её объятия, а затем, давясь слезами, ел хрустящую тёплую сдобу, запивая её ледяным молоком прямо из крынки, только что принесённой из ледника.
— Ах ты, лиходей! — ругалась бабушка. — Ишь, что удумал! Зачем ты дал ребёнку холодное? Хочешь, чтобы он заболел?
— Не заболеет, — уверенно отвечал дедушка. — У нас крепкая порода. Ведь он наследник двух великих королей — венгерского и русского.
— Не бреши, старый! — как всегда при таких разговорах, на бабушкином лице появлялось скептическое выражение. — Не забивай ребёнку голову сказками. Разве так живут потомки королей?
— Я тебе не собака, чтобы брехать, — обиженный Иштван хватался за драгоценную шкатулку и тыркал её под нос жене. Там у него лежали пожелтевшие от времени бумаги и совсем ветхие свитки с огромными печатями.