Звёздные войны. Последствия. Конец Империи

Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, — говорит Лэндо, прищелкнув языком. Быстро подойдя к мертвецу, он хватается за шлем с черными линзами и сдергивает его с головы. Перед ним лицо сержанта с квадратной челюстью и похожим на каменный уступ лбом. Крутой мужик.

Но все-таки недостаточно крутой.

Ладно, — говорит Калриссиан, вертя шлем в руке, и смотрит на Лобота. — У меня идея. Любому ребенку нужна лампа, верно? Вроде ночника? Инженеры могут сделать из этого лампу? Выйдет весьма необычно, как думаешь?

«Нет», — сообщает с помощью коммуникатора Лобот.

Что ж, убедительный аргумент, — усмехается Лэндо. Несколько раз перебросив шлем из руки в руку, он бросает его на пол. — И все-таки малыш должен видеть, за что сражались его родители. И подозреваю, с такими родителями он сам станет бойцом.

Внезапно Калриссиана озаряет.

Вновь достав бластер, он вертит оружие в руке.

Однажды малыш может угодить в неприятности — подобное случается со всеми детьми, но, учитывая, что в жилах его течет кровь негодяя и принцессы, он может

бросить вызов самим звездам. И тогда ему на помощь причет дядюшка Лэндо. — Он держит оружие в ладони, любуясь им.

«Мы не можем подарить мальчику бластер, — протестует с его запястья Лобот. — Детям не следует играть с бластерами».

Лицо киборга приобретает суровое выражение.

Нет, не сейчас. Позже. Когда придет время. Вот что мы сделаем. Я напишу записку, скажем, так: «Привет, малыш, это я, дядюшка Лэндо. Если вдруг тебе потребуется помощь и ты не захочешь звать отца, найди меня — и мы со всем разберемся». Положу ее вместе с бластером, спрячу его в сейф здесь, в Облачном городе, и дам Хану ключ. Но не скажу ему, что там, — его удар хватит, если он узнает. А мальчишка заберет подарок, когда подрастет.

«Но подарок нужен сейчас, Лэндо».

Он бросает бластер Лоботу, который неуклюже ловит его и сурово смотрит на друга. Тот закатывает глаза.

Ладно, ладно, пошлем им что-нибудь еще. Что у нас есть? Ага, знаю. Подарим им тот вантиллийский катамаран с западного причала — пусть путешествуют на нем всей семьей — или еще что-нибудь.

Лобот кивает. Коммуникатор выводит единственное слово:

«Подходит».

Нет, ну ты подумай, — качает головой Лэндо. — Хан и Лея. Семья. Времена меняются. Слушай, может, и мне обзавестись семейством?

Вновь односложный ответ: «Нет».

И снова наши мнения совпадают, друг мой, — смейся Калриссиан. — Пойдем выпьем.

«Я не пью».

Лэндо обнимает Лобота за жесткие плечи:

~ Знаю. Все нормально. Чтобы все было честно, выпью по разу за нас обоих. И мы оба будем в выигрыше.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Рей Слоун не выдерживает и сдается. Благодаря Галлиу- су Раксу она из первого ряда увидит, вполне может быть, последнее сражение этой войны. Ведь даже если Империя победит на Джакку, что потом? Империя, порожденная этой планетой, — вовсе не ее Империя. Она извращена и изуродована, она превратилась в обломки, засыпанные песком.

Слоун падает на колени. Жжение в ногах переросло в тупую боль, которая добирается и до ее плеч, бедер, шеи. Болит все тело. Губы пересохли. Кажется, что глаза превратились в какие-то плоды, которые передержали на солнце. В том самом месте, куда ее ранила та проклятая баба-пилот на Чандриле, нестерпимо болит бок. При каждом вдохе ей кажется, будто кто-то медленно вонзает под ребра нож.

Ей некуда деться. Они с Брентином на крыше — у нее пробегает мысль подползти к краю и упасть вниз, сломав шею и покончив с мучениями. Брентин тем временем стонет и перекатывается, свернувшись в клубок, — похоже, разум окончательно его покинул.

Она наблюдает, как сражение перемещается все ближе к базе. Ряды Империи не сломлены, но они отступают.

Вдали из верхушки шагохода, который медленно заваливается набок, вырывается грибообразное огненное облако. Неподалеку от АТ-АТ похожий с такого расстояния на детскую игрушку Х-истребитель цепляет крылом каменный столб и врезается в орудийную установку DF.9. Тела солдат разлетаются во все стороны.

В небе в свирепой схватке сходятся два флота. Трудно разобрать, что происходит, — солнце светит настолько ярко, что обжигает глаза. Ясно лишь одно: имперский флот держится и корабли Республики, по крайней мере пока, не причиняют ему особого вреда. Но Слоун боится, что это ненадолго.

«Это неизбежно», — обреченно думает она.

Вскоре сражение докатится и до базы. Именно этого хочет Раке. Ей не только придется сидеть здесь, наблюдая, как все разваливается на куски, — когда это случится, ее погребет под обломками. Слоун погибнет вместе с базой. Может, конечно, она окажется в плену. Но скорее всего — погибнет.

А Раке уйдет невредимым.

Но куда? И зачем? Она не в силах понять, в чем суть подобного финала. Все это — представление, устроенное с некой определенной целью. И то место в долине возле Горестной Руки, которое он защищает, наверняка что-то значит.

Но это не важно. Раке ушел, а она остается.

Слоун смеется, потом плачет, потом качает головой, словно кающийся монах.