Звёздный час профессора Минорки

— Значит, отказываетесь зарыть молокомёт и костенасос, или как там они называются, эти ваши игрушки? В таком случае я вас самих урою! Связывать ни в чём не повинных людей, топить в молоке, расстреливать — это пожалуйста? Душить, резать, убивать — можно, а вот зарыть насос — не смей! Ну, погодите, научу я вас по струнке ходить. Будете у меня как шёлковые!

— Давай, тётя Тереза! — восторженно кричала Дорка. — Всыпь им по первое число! — Девочка не переставая и что есть силы колотила флейтой по торговкиной руке, тянущейся к метательному огурцу устрашающих размеров. Тем часом физиономия полузадушенной Ильзы приятно синела.

Эмилия взяла в работу мясника, с задорным смехом выкручивая нос бравого военачальника. Давно у феи не было столь безоблачного светлого настроения.

— Это тебе за моё дёргающееся веко! Это — за помятое крыло! — последовал очередной выворот. — А это получай за мои вконец расшатанные нервы! — заливалась она смехом. Поведение, конечно, недостойное доброй феи, но ведь настрадавшуюся Эмилию можно было понять. Мясник даже не пытался возражать, лишь скромно, молча лиловел на глазах. А молчание, как известно, знак согласия.

Профессор Минорка в растерянности топтался по столу переговоров.

— Будучи приверженцем мира, я в принципе возражаю против всяких норм насилия, — рассуждал он вполголоса, — но всё же… — и вдруг с хриплым квохтаньем принялся подпрыгивать и скандировать, как болельщик на стадионе: — Бей, бей, не жалей! Всыпь ему перца на хвост! Шай-бу, тё-тя! Шай-бу, Те-ре-за!

Тётушке не надо было говорить дважды. Решив повторить удачно испытанный приём, она вознамерилась расплющить Кочерыжку и мясника об рыночную булыжную мостовую. Сказано — сделано, и, как положено в предвкушении большой и трудной работы, тётушка закатала рукава и потёрла руки.

Лучше бы ей этого не делать! Ведь перед тем пришлось выпустить шеи недругов. Торговка и мясник, почувствовав, что хватка ослабла, тотчас подняли крик:

— Караул, помогите!

— Мясники! Торговки! Все сюда!

По тревоге поднялись вояки из обоих лагерей. Сперва они набросились было друг на дружку, но вожаки выразительными жестами указывали на тётушку Терезу, всё ещё потирающую руки.

Постепенно даже тугодумы сообразили, в чём заключается их боевая задача, но это смекнул и профессор Минорка.

— Бежим! — вскричал он. — Спасай кто что может: кто — шкуру, кто — пух, кто — перья!

Тётушка Тереза опомнилась, сунула под мышку курицу, схватила за руку Дорку и помчалась со всех ног. Впереди неслась добрая фея, высоко задрав свою юбочку и не переставая визжать. Этот визг раздражал тётушку Терезу, даже несмотря на чрезвычайные обстоятельства.

За ними по пятам с топотом рвались в бой непримиримые враги, в данный момент совместными усилиями гнавшиеся за беглецами. «Поразительно! — подумал вечно склонный к философствованию Минорка. — Сейчас им всё же удалось примириться».

Друзья бежали, не чуя под собою ног, но знали: всего лишь вопрос времени, когда их настигнут преследователи. Надежды нет, думала тётушка Тереза, а поскольку беда никогда не приходит одна, почтенная матрона споткнулась и упала. При падении она нечаянно толкнула Эмилию, и та с истошным воплем растянулась плашмя. Тётушка плюхнулась наземь, Дорка — ей на колени, а на колени Дорке — Фёдор. Они сидели, пытаясь отдышаться, и понимали, что спасенья нет.

Окаменев от сознания полного своего бессилия, они ждали конца.

И тут тётушка Тереза вскричала:

— Мало того, что настал наш последний час, так меня ещё снизу колет что-то! — С этими словами она сердито выдернула из-под себя… метёлку из белых перьев. Тётушка не успела сообразить, что именно она держит в руке, как их настигла погоня.

Эмилия взвизгнула так пронзительно, как ей не удавалось прежде.

Профессор Минорка кудахтал и бил крыльями.

Дорка, защищаясь, подняла флейту над головой.

Тётушка Тереза отчаянно лупила нападающих перьевой метёлкой, затем, грозно взмахнув ею, крутанула над головой и прогремела:

— Ах ты, будь оно неладно! Стоит ли из-за этого на стенку лезть?!

И в этот момент…

В этот момент…

Не знаю я, что делать с этими моментами! Искренне сожалею, но…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

тоже целиком и полностью выпадает.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Тётушка Тереза стояла у прилавка. Под мышкой у неё курица, рядом — племянница. Над прилавком в стройном, чётком ряду висели метёлки из перьев: от курочки рябы, чернушки, пеструшки, отливающие всеми оттенками сине-зелёно-жёлтых цветов. Единственную белую метёлку тётушка держала в руках и пыталась её сторговать.

— Да я согласен отдать её хоть даром, — сказал худенький продавец, сам лёгкий, как пушинка; под голубым халатом на спине какое-то вздутие — то ли небольшой горб, то ли спрятано что-то.

— Задаром?

— Да. Только вы должны пообещать, что не станете размахивать ею, тыкать, как указкой, никогда не выпустите её из рук и будете беречь пуще глаза.

— Обещаю, — самым серьёзным тоном произнесла тётушка Тереза и крепко стиснула ручку метёлки.

— От всей души желаю удачи, — вздохнул лёгкий, как пушинка, продавец.