Лиственница не находится долго, и в конце концов оказывается, что она совсем засохла, хотя буквально два месяца назад лиственница была еще нормальной и зеленой, видимо, на самом деле повсеместно происходило смещение пластов подземных вод — лес-то вокруг весь повырубили. Лишенная же подземных соков лиственница сбросила всю свою странную листву прямо в ограду могилы брата, сделав похожей ее на маленький стог. Работы часа на полтора.
Бабушка шепотом ругается. Обычно лиственница поступала так поздней осенью и хвою бабушке приходилось убирать уже по весне, после схода снега, на этот случай под лиственницей была спрятана саперная лопатка и вилы с обрезанным черенком. Бабушка оглядывается в поисках скамейки, но скамейку украли, впрочем, украли и столик. Тогда бабушка садится прямо на могилу. Она открывает рюкзак и вынимает бумажный пакет и бутылку, в пакете хлеб, печенье и огурец, в бутылке сладкий чай. Достает из кармана спичечный коробок с солью, макает в него огурец и посыпает солью хлеб, на кладбище у нее всегда разыгрывается аппетит. Рою же кидает печенье, ведь кушать на виду у собаки в одиночку очень нехорошо, “животное ведь тоже все понимает”. Вороны караулят на соснах.
— Да, Ройка, — говорит бабушка хрустя огурцом. — Хороший Ваня был, красивый. Когда на Енисее жили, пескарей ловил вот таких вот! Потом отец его шить выучил, вместе ходили по деревням, шили всем. Домой всего приносили, и сало, и яйца. Хорошо тогда жили, в коммуне работали. А когда сюда переехали, уж и не знаю, зачем переехали, Иван на фабрику пошел работать, хорошо тогда получал. Потом счетоводом стал, его даже в область посылали с отчетами, свиней стал держать. Встретил Нону. Она, эта сучка, его к себе на майские затащила, ребеночка прижила, кровь взяли, группа, как у Вани, пришлось Ване жениться. Ну, как околдовала парня! А потаскушка-то какая! Иван на работу, а она офицеров у себя с базы принимает! Прямо при детях. Ну, Иван-то как узнал, так сразу и заболел. По лесу стал ходить ночью, какашки собачьи на улице подбирал и варил, песни какие-то пел непонятные. Что делать, отправили его в Никольское лечиться. Два года там лечился, Нона письма ему писала, добрый день — веселый час. Он как получит, так сразу ему плохо делается, кричит, спать не может.
Бабушка отбрасывает в сторону огрызок огурца, и его сразу хватает подлетевшая ворона. Рукавом очищает от хвои фотографию на памятнике и рассказывает дальше:
— Да, красивый он такой тут. Голову всегда брил, как Мао, одеколоном мазался. Как из дурдома-то вышел, слава Богу, снова на фабрику устроился, а Нону выгнал. На фабрике с Аней познакомился, поженились. Аня хорошая была, песни пела, танцевала. Домик получили от фабрики, а тут и война закончилась. Хорошо зажили, свиней завели. Как свинью заколют, так мясо продают. Мне тоже продавали. Приносит Иван мне кусок, деньги берет, а я на следующий день посмотрела…
Бабушка внезапно замолкает. Она вспоминает про тухлое мясо, про день рождения, который Томка устроила ей в семьдесят третьем, про припасенный ящик водки, выпитый братом с друзьями накануне, про материю, украденную братом с фабрики и так и сгнившую у нее за баней, много чего еще вспоминает. И чтобы перестать вспоминать, начинает говорить:
— Хороший Ваня был, Ройка. Что попросишь, сразу сделает. Хоть картошку посадить, хоть валенки… А в лес как любил ходить! Тогда целый пестер груздей набрали, засолили… Огурцы тоже любил солить… Собака у него тоже была, Жулик, раз в лес пошли, а она за нами как прибежит…
Бабушка вновь замолкает. Вспоминает, как Жулик задавил трех несушек, а брат в тот же вечер его застрелил.
— И шапку сделал, — продолжает бабушка вслух. — А тогда… Ага… В френче военном все время ходил, как Сталин совсем, 9 мая наденет френч и идет как путный! А сам и на войне-то не был! В дурдоме прятался, говно собачье варил, дураком представлялся. А Мишу-то убили! Тамара моя тогда орех у него попросила, а он ей щелбан по лбу! Сволочь!
Бабушка засовывает несколько кусков хлеба в теплую глубину хвойной кучи, как можно дальше, после чего уходит. Оградку за собой она не закрывает.
— Пойдем, Ройка, пойдем. Тут собачки возле конторы живут, они придут. Придут, придут, повеселят покойничка, как надо!
Метров через двадцать бабушка останавливается, достает бутылочку с водкой, отпивает большой глоток, а остатки выливает на землю. Она все еще расстроена и даже чуть плачет и снова трет глаза и из-за этого долго не может отыскать нужную могилу, плутает между бесконечными серебристыми и черными оградками, слепо вглядывается в надписи. Бабушка устала и решает начать все сначала. Она, щурясь, смотрит на солнце, ориентируется по нему и выходит на центральную аллею возле квадратного бака с водой. Это удача — от бака всего метров триста пути.
Возле бака штабель пустых пластиковых бутылок, бабушка набирает желтой, с личинками комаров, воды. Конечно, нехорошо поливать цветы такой грязью, но другой воды поблизости нет, бабушка не виновата.