Когда она спасла его впервые, все было очень просто. Он ощущал наконечник стрелы, засевший между ребер, и знал, что умрет, но при этом не испытывал ни боли, ни страха, ни сожалений о том, что скоро его бестолковая жизнь закончится. Даже забавно – умерев на суше, он должен был попасть прямиком к Эльге в сады, а не к крабам на лужайку. Он-то всегда считал, что случится именно второе. Да к тому же рядом был Крейн, истекающий кровью. Магус балансировал на грани обморока, и Умберто прекрасно понимал, что если они не успеют вовремя доставить капитана к целительнице, то за миг до его смерти проснется разъяренный Феникс и уничтожит все вокруг себя. Его собственная жизнь в пламени этого пожара оказалась бы лишь малой искрой, одной из многих. Он был готов умереть, но у Эсме на этот счет имелось иное мнение.
Во второй раз все случилось по-другому…
Память походила на берег моря после шторма: кажется, он торопился на борт «Невесты ветра», хотел сообщить что-то важное Эрдану… но что именно? Умберто не помнил. Дорогу ему преградили матросы с «Утренней звезды», и один из них поинтересовался, глумливо ухмыляясь: «Что, воришка, успел перепрятать добро?»
Сбежавшие лодки, которые все считали украденными…
Джа-Джинни, поджидающий его возле входа в подводную пещеру…
«Тебя забыл спросить», – сказал Умберто, выхватывая кинжал.
Дальше была темнота.
Он открыл глаза и понял, что лежит лицом вверх на хлипком плотике, дрейфующем в густом тумане, и не может даже пальцем пошевелить. Боли не было, лишь странная тяжесть во всем теле. «Как будто воздух вдруг обрел вес», – подумал Умберто и с удивлением осознал, что не дышит.
Значит, люди Сатто и Звездочета не бросили его посреди волн, вдалеке от берега, они его просто убили, а это странное местечко – посмертие, уготованное Повелителем штормов одному непутевому моряку, любителю плести узлы…
Так-так, но ведь все случилось на суше. Где же Сады? Неужели эльгиниты ему наврали?
Пока Умберто вяло размышлял, в мертвой тишине проснулись звуки: плеск воды, словно где-то далеко, за обманчиво-безобидной стеной тумана, резвились в волнах огромные кархадоны – играли, высоко выпрыгивая из воды, чтобы потом вновь обрушиться в море, поднимая тучи сверкающих брызг. Он вдруг отчетливо осознал, что чудовищ здесь много, и одно из них таится прямо под плотиком, готовое в любой момент расправиться с беззащитной добычей… Впрочем, разве можно умереть во второй раз, если ты и так уже умер?
А потом раздались шаги – кто-то шел, шлепая босыми ногами по волнам, будто по лужам после дождя.
– Дурак… – произнес знакомый голос. – Отчего ты так стремишься встретиться с Великим Штормом?
– Мы с ним закадычные приятели… – ответил Умберто, с трудом ворочая языком. Каждый звук приходилось выталкивать насильно. – Но теперь он, наверное, рассердится.
– Еще бы! – Эсме рассмеялась. – Ему опять придется отложить встречу, потому что я здесь. Но только не говори, что спасение твоей жизни должно войти у меня в привычку.
– Если только так мы сможем оставаться наедине… – начал он и осекся, осознав, что произнес это вслух. О-о, Заступница! В этом странном месте мысли ничем не отличались от сказанных слов, и стоило Умберто это понять, как ему во что бы то ни стало захотелось скрыть от девушки то, что скрыть было невозможно. – Ох, прости!
Невидимая рука коснулась его лба.
– Будем считать, – сказала Эсме ровным голосом, – что ничего не было.
– Заметано. Ты не объяснишь, как я здесь оказался?
– А-а, не помнишь! Ничего удивительного. Тебя здорово отделали… проломили череп.
– Надо же… – медленно проговорил Умберто, вспоминая то, о чем Эсме не следовало знать. – А капитан все время говорит, что мою дубовую голову проломить невозможно…
Поздно, слишком поздно. Время обращается вспять, и шесть – или уже семь? – лет пролетают за одно мгновение: вот он, тот самый проулок, где всегда поздно вечером проходил некий человек, имевший очень много врагов. Жизнь этого человека весила ровно столько же, сколько и тяжелая палка в руках семнадцатилетнего парнишки, который замерз и устал ждать, но отказываться от задуманного не собирался.
Умберто хорошо запомнил мерзкий хлюпающий звук, раздавшийся при ударе.
– НЕТ!!!
Кто это крикнул? Неужто… он сам?
Вновь наступила тишина – мучительная, почти невыносимая, – а потом все тот же нежный голос сказал без тени упрека:
– Казнишься? Зря. Я ведь не Великий Шторм, чтобы карать за грехи.
Он вовсе не наказания боялся.
– Быть может, ты Эльга? Та, которая прощает.
– Сам решай, – ответила целительница после паузы. – А теперь мне нужно привести тебя в порядок, иначе капитан здорово на нас обоих рассердится.
И Умберто погрузился в некое подобие сна, в котором смешались воедино воспоминания и мечты. Там была она – такая, какой он хотел бы ее видеть. И они были наедине. Он чувствовал прикосновения тонких пальцев, вдыхал запах ее волос и тонул в серых глазах, из которых навсегда ушла печаль.
«Эй, Кристобаль! Ты ведь так и не смог заставить ее улыбнуться! Значит, пламенный Феникс вовсе не всемогущ?»