– Погоди, я там увидел… – начал Умберто, но парнишка сердито перебил его:
– Ты увидел мираж! Я как-то слышал, что на одного человека из ста они действуют как табак блаженства или даже хуже. Тебе нельзя на них смотреть!
– Но почему?..
– Да потому что это опасно! Чем дольше ты будешь глазеть на такую лампу, тем больше она заморочит тебе голову. Тебе так хочется уснуть наяву и больше не проснуться?
Умберто тряхнул головой, пытаясь разогнать туман перед глазами. Кузнечик был совершенно прав: серебристый шар опьянил его, одурманил не хуже какого-нибудь хитрого зелья или того самого табака блаженства. Он содрогнулся, представив себя с пожелтевшей от дыма кожей и отсутствующим взглядом, сидящим в дальнем углу какой-нибудь курильни…
– Ты прав, – виновато сказал он. – И мне теперь всю жизнь от этих ламп прятаться?
– Уж не собираешься ли ты остаток жизни провести на роскошной вилле, в гостях у какого-нибудь небесного лорда? – поинтересовался Кузнечик со странной усмешкой, от которой его юное лицо сделалось старше на несколько лет. – Если нет, то бояться нечего – эти милые безделушки по карману только аристократам. Идем, я покажу тебе кое-что поинтереснее! Надеюсь, они все еще на месте…
Оказалось, Кузнечик помнит не только путь к торговым рядам, но и расположение лавок: Умберто еле поспевал за юнгой, который уверенно шел вперед; несколько раз помощник капитана чуть не упал, потому что вертел головой на ходу, стараясь разглядеть побольше диковинных вещей, но все никак не мог увидеть хоть что-то стоящее.
Через некоторое время моряк понял, что сильно разочарован.
– Эй, постой! – окликнул он Кузнечика. Юнга остановился и нетерпеливо посмотрел на старшего товарища. – Послушай, здесь же полным-полно всякой ерунды, которую где угодно можно купить – хоть в столице, хоть в Кааме… да везде!
Кузнечик пожал плечами, словно говоря: «Ну и что?» – и Умберто внезапно разозлился. Да, в окнах эверрских лавок он увидел прелестные ткани, покрытые изображениями птиц и цветов, украшения для волос, усыпанные изумрудами и рубинами, роскошные ковры… но все это уже попадалось ему раньше, в других портах.
– Волшебства не должно быть слишком много, – хрипло проговорил юнга. – А если честно, то я не знаю, что тебе сказать. У Краффтеров свои секреты… Впрочем, мы уже пришли. О-о, скоро третий час! Это большая удача.
Витрина, возле которой они остановились, не пыталась привлечь внимание прохожих яркой вывеской или изобилием роскошных безделиц – как раз наоборот, она казалась темной и даже невзрачной. Но лицо Кузнечика выражало такой неподдельный восторг, что Умберто не стал высказывать свои сомнения вслух, а шагнул ближе и пригляделся.
Он увидел… замок.
Самый настоящий замок с крепостными стенами и воротами, башнями и флагами, только в высоту он едва ли достигал трех локтей. Умберто заглянул в одно из миниатюрных окон: там были женщина, замершая над каким-то рукоделием – слишком мелким, чтобы его рассмотреть, – и кошка, свернувшаяся клубочком у ног хозяйки. Следующее окно вело в роскошную спальню, где стояла кровать под балдахином, но людей в этой комнате не было.
Зал для трапез – с длинным столом, за которым не погнушался бы пировать и капитан-император, будь он подходящего роста. Здешний владыка сидел на троне, чью высокую спинку украшало изображение солнца, и щеголял темно-синей мантией, расшитой мелкими жемчужинами. Его неподвижные гости тоже были разодеты в пух и прах.
Роскошный бальный зал с позолоченными люстрами и зеркальными стенами. Танцующие пары замерли в ожидании мига, когда вновь польется музыка.
Библиотека с книжными шкафами до самого потолка…
Внезапно в глубине замка что-то загудело и зашипело, а потом действительно послышалась музыка – тихая и печальная. Умберто лишь теперь заметил большой циферблат на главной башне и понял, что перед ним часы. Музыка сделалась чуть громче, в окнах зажглись огоньки: пир возобновился, танцоры закружились, словно и не останавливались никогда. У самого циферблата открылись две незаметные прежде дверцы: из одной показалась дама в белом платье, из другой – нарядно одетый кавалер. Фигурки приблизились друг к другу и стали танцевать, при этом движения их были на удивление правдоподобны. Даже громкое шипение, временами заглушающее музыку, не могло разрушить удивительного волшебства.
– Какая тонкая работа! – восхищенно сказал Умберто. – Я никогда не видел ничего похожего. А откуда ты… – взглянув на Кузнечика, он осекся: парнишка стоял неподвижно, закрыв глаза, и по его щекам текли слезы. «Ох, Заступница! – подумал моряк. – У Крейна в прошлом сплошные тайны, Эсме и Джа-Джинни забыли свои детские годы, Хаген при любом воспоминании о том, что было с ним до „Невесты ветра“, делается нем как рыба… ты, малыш, тоже из их компании?» Он невольно протянул руку к юнге и вдруг почувствовал порыв холодного ветра и резкий толчок в грудь, как будто его ударила чья-то невидимая рука. Сообразить, что произошло, Умберто не успел: незнакомый голос произнес за спиной:
– Любуетесь?