Звёздный огонь

– Всех, кроме Феникса, – ответил крылану капитан. – Сказка длинная, подробная и крамольная – я бы сказал, она куда хуже истории о Капитане Вороне. По отдельности они кажутся придуманными, но вместе выглядят чем-то бо́льшим. Или, если уж быть точным, обрывками чего-то большего. А вот, кстати говоря, еще одна интересная история. – Он недолго помолчал, собираясь с мыслями, потом продолжил: – Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое. В городе Террион, что на острове Ки, жила девушка, славившаяся по всей округе как умелая рукодельница. Однажды пришел к ней незнакомец и сказал: «Полотно мое истончилось, и желаю я, чтобы ты соткала новое». «Ни одна ткань не может служить вечно, – ответила мастерица. – Я не смогу тебе помочь». Разгневался тогда незнакомец и повторил свою просьбу еще дважды, и оба раза девушка ответила отказом. И тогда сломал он прялку ее, сжег дотла ткацкий станок, а иглы и нити выбросил с обрыва в бушующее море. Так лишился город Террион лучшей своей рукодельницы, и еще долго не появлялось там мастерицы, которая могла бы с ней сравниться.

– А вот это, кажется, я понимаю лучше всех вас, – сказала Эсме, вновь преодолев смущение. – Она не рукодельницей была на самом деле, а целительницей. Полотно… прялка… все это напоминает то, чем я занимаюсь, когда проникаю в сердце-суть. Я восстанавливаю то, что было разрушено. Чтобы залатать дыры, нужна нить, которую я беру из… э-э… источника целительской силы, чем бы он ни был на самом деле. Видимо, она отказалась исцелить его болезнь и погибла. Впрочем… – Она помедлила. – Что она ему сказала – «ни одна ткань не может служить вечно»? Нет-нет, он не был болен. Он хотел вернуть утраченную молодость. Такая просьба убивает целителя вернее любого оружия.

– А первая фраза – ты ее не придумал, Кристобаль? – спросил Джа-Джинни. Крейн покачал головой. – Было это в те времена, когда люди научились видеть сокрытое… Выходит, вскоре после падения «Утренней звезды»?

– Или до него, – заметил Умберто. – Вряд ли между нарушением запрета Буревестника и наказанием прошли считаные дни – уж скорее годы, а то и десятилетия.

– Жаль, в этой сказке нет ни единого намека на то, кто же учил людей сокрытому, – сказал Крейн. – Да и суть запрета остается непонятной. Нами как-то сказал мне и Эрдану, что люди задолго до пришествия основателей пользовались огнем – и это правда. Летать быстрее ветра не умеет нынче никто. А что касается умения «видеть сокрытое», так не мешало бы для начала сообразить, о чем именно идет речь.

– Как все сложно… – скривился Умберто. – Легенды, запреты… а где же сокровища?

– Если называть сокровищем истину, – с усмешкой ответил Крейн, – то ее расположение нам и предстоит выяснить. Быть может, тогда и легенда о Капитане Вороне станет понятнее.

Хаген посмотрел на тетрадь, лежавшую прямо перед ним, и, повинуясь внезапному порыву, открыл ее на первой попавшейся странице.

«…Помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползал по земле, точно черви.

– Хорошо же! – сказал он. – Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас…»

– Искусай меня медуза, – сказал он очень тихо, но все услышали.

Торопливый, резкий, немного неряшливый почерк был ему хорошо знаком. Он лишь несколько раз видел бумаги, написанные этой рукой, но запомнил их, как запоминал все, связанное с очередным заданием Пейтона Локка. Странное дело – он хорошо знал, что дар Цапли действует только лицом к лицу, но сейчас буквы на бумаге завладели его сознанием и волей ничуть не хуже, чем слова, произнесенные вслух.

– Что такое? – спросил Крейн, устремив на пересмешника пристальный взгляд. «Ты знаешь правила, – говорили его разноцветные глаза. – Если ты сейчас соврешь, я все равно узнаю правду, только вот потом нам очень трудно будет снова поверить друг другу». Хаген облизнул пересохшие губы.

Слово Цапли против слова Феникса.

А он – всего лишь буква в одном из этих слов…

– Я знаю этот почерк. – Голос подвел пересмешника, дважды изменившись на протяжении короткой фразы, но никто не обратил на это внимания. – Вне всяких сомнений, это писала ее высочество Ризель.

В каюте ненадолго сделалось очень тихо. Потом крылан присвистнул и прошептал:

– Вот это да…

Умберто пробормотал себе под нос какое-то малопонятное ругательство. А Крейн по-прежнему пристально смотрел на пересмешника. Он был доволен, но не удивлен. Совсем не удивлен.

Он знал.

– Как же эта тетрадь могла попасть от ее высочества к Звездочету? – спросила Эсме.

– Тем же путем, что и многие другие сокровища, – сказал Крейн, не отрывая взгляда от побледневшего и дрожащего Хагена. – Он ее у кого-то отобрал и оставил себе. Но, раз легенду записала принцесса, отпадают последние сомнения в ее правдивости. Выходит, капитаном «Утренней звезды» и впрямь был Ворон. Теперь нам известно и то, откуда эта легенда взялась.

Он знал. Он все знал с самого начала, с первой секунды.

– Откуда? – растерянно спросил Умберто.