Обиднее всего, что неприятность случилась с ними за полдня до прибытия в Кааму, где можно было бы поставить фрегат в док и хорошенько почистить, но капитан не хотел ждать. Хаген подозревал, что дело вовсе не в опасности: Крейн попросту не желал явиться в порт на фрегате, обросшем всякой дрянью, и дать Лайре Арлини лишний повод для насмешек. Так или иначе, приказ капитана был предельно ясен; все принялись за работу, а сам Кристобаль спустился на нижнюю палубу, взяв с собой нескольких помощников. Из трюма вытащили ящики с жесткими щетками и связку толстых перчаток, закрывавших руки почти до плеч. Водоросли, оказавшиеся липкими и жгучими, постепенно разъедали палубу – она делалась неровной, шершавой, – и, хотя проесть ее насквозь они бы не смогли, работать следовало быстро. Расправиться с зарослями чуть ниже планшира не составило особого труда, а затем пришлось попотеть: обвязавшись веревками, матросы спускались за борт и там принимались ожесточенно скрести корпус, то и дело стряхивая в воду бурые ошметки. Поначалу Хаген радовался возможности немного поразмяться, но потом приуныл: работа оказалась нелегкой, а от него все ждали нечеловеческой силы – магус все-таки! Объяснять, что не все небесные дети превосходят обычных людей силой и выносливостью, он не стал, да ему бы и не поверили.
В очередной раз выбравшись на палубу, чтобы отдохнуть и выпить воды, он посмотрел на небо – и увидел крылана. Джа-Джинни взлетел почти сразу после начала «уборки», заявив, что не желает путаться под ногами.
– Везет кое-кому! – проговорил один из матросов, проследив за взглядом оборотня. – Мы тут горбатимся, а он! Птичка, кракен его побери…
Хагену крылан, парящий в вышине, казался воплощением одиночества. «Там были крылатые люди?» – спросил Крейн. Тайны, сплошные тайны. Мрачный, с вечной саркастической усмешкой, человек-птица держался особняком и лишь в присутствии капитана становился чуть приветливей, да и то не всегда. Но сейчас он был по-настоящему одинок… или нет?
Пересмешник огляделся.
Что связывало всех этих людей? «Оставаться на борту могут только те, кому там хорошо, – сказал ему Умберто совсем недавно. – Держать насильно тебя никто не станет». Вроде бы все понятно, но это же не ответ! Не было ничего общего у хмурого крылана, меланхоличной целительницы, Умберто с его нарочитой беззаботностью… Каждый хранил свои секреты, не намереваясь ни с кем делиться, и Хаген не назвал бы никого из них счастливым. Казалось бы, такая команда не должна была продержаться и дня.
Он закрыл глаза.
Ничто не исчезло. Он по-прежнему все ощущал. Попутный ветер наполнял паруса, дельфы резвились за кормой, люди суетились на палубе. А откуда-то из недр фрегата тянулись сияющие тонкие нити, паутиной охватившие сам корабль и команду: они переплетались, но не путались, легко проходя одна сквозь другую. «Паутина… а где паук?»
– Дурак, – добродушно рассмеялся кто-то. – Все еще ничего не понял?~
Нити тянулись и вверх – туда, где парила крылатая тень, и пересмешник вдруг увидел «Невесту» с высоты птичьего полета.
Хрупкая скорлупка на огромных ладонях безграничного океана, вот какой она была. Вблизи казавшийся мощным и опасным существом, издалека фрегат выглядел очень уязвимым, а вот сам океан, то полный неизъяснимого очарования, то пугающе грозный, теперь был попросту чужим. Он жил своей особенной жизнью – дышал, испытывал чувства, для которых ни в одном человеческом языке не имелось названия, – а люди и даже магусы по сравнению с ним представлялись чем-то не более значительным, чем рой мошкары над камышовыми зарослями. Пройдут годы, пройдут века, но океан останется прежним…
– Эй, уйди с дороги!
Бэр протопал мимо, волоча сеть, переполненную водорослями из трюма, – как они проросли сквозь корпус, оставалось лишь догадываться. Отправив захватчиков за борт, гроган удовлетворенно хмыкнул и пробурчал что-то себе под нос на языке, который Хагену еще не доводилось слышать. Вот еще один секрет «Невесты ветра» – где еще можно встретить грогана, который был бы не просто умен, но еще и умнее кое-кого из людей?
– Ты начинаешь понимать.~
Пересмешник быстро обернулся: возле люка в палубе стоял капитан. С Крейна ручьями текла вода, но он казался довольным. Встретив взгляд Хагена, он улыбнулся и крикнул:
– Все, конец! Всем отдыхать!
Тотчас же пересмешник почувствовал усталость и зверский голод.
А еще у него почему-то стало очень хорошо на душе.
Лайра был зол.
Хагену уже доводилось видеть короля веселым, угрюмым, задумчивым – но теперь Арлини казался зверем в клетке. Он ни мгновения не мог усидеть на месте, хотя и пытался: опускаясь в кресло, почти сразу вскакивал и принимался ходить взад-вперед по двору, вдоль бортика фонтана, то и дело бросая свирепые взгляды на Крейна. Магус сидел, закинув ногу на ногу, скучающе смотрел в небо – в общем, делал вид, что происходящее его совершенно не касается. Хаген и Умберто, стоявшие поодаль, терпеливо ждали, когда представление окончится.
Наконец Лайра остановился и, уставившись на Крейна, рявкнул:
– Объяснишь мне или нет, почему ты отпустил Аквилу?!