Звёзды — холодные игрушки

Стены здесь были покрыты рельефной серой пленкой, довольно здорово имитирующей булыжники. Потолок — пленкой под дерево. Пол — странным ковром, напоминающим плотно связанные пучки соломы. Светильники, наверняка электрические, прятались в потемневших медных чашах, свисающих с потолка на цепях. Светили они неярко, но окно и вовсе было завешено вязанной шторой неопределенного цвета. Кровати — грубые, деревянные, стол хоть и безукоризненно чистый, но старательно поцарапанный и с воткнутым в центре ножом.

Четверо ребятишек в аккуратной, лишенной швов одежде Геометров — шортики и рубашки салатного цвета, выглядели тут немножко неуместно. Было им по земным меркам лет одиннадцать-двенадцать. Сидели они прямо на полу, лицом к двери. Явно ждали моего появления.

— Привет, — сказал я. — А одежду Крепостной эры соорудить не получилось?

— Здравствуйте, Наставник, — серьезно ответил один из мальчиков. Рыжий, как сгинувший в ядре друг Римера Инка. Щупленький. С настороженным взглядом.

Впрочем, у всей четверки глаза осторожные. Не напуганные, конечно, с чего бы дети Геометров боялись Наставников? Просто осторожные, сомневающиеся, оценивающие.

— У нас есть одежда того времени, — продолжил мальчик. — Только ее рекомендовано надевать в свободное время. А сейчас занятия.

Понятно. Не лезь в наши игры, уважаемый Наставник. Оставь нам нашу свободу.

Присев рядом с мальчишками на пол — черт возьми, каким неловким оказалось тело Пера, я спросил:

— Как вас зовут-то, ребята?

— Разве вы не знаете, Наставник? — непритворно удивился рыжий мальчик. Другой, светловолосый, кудрявый, с мордочкой заспанного ангелочка, меланхолично и с удовольствием добавил:

— На нашу группу файлов собрано… видимо-невидимо…

А ведь я с удовольствием повозился бы с этими пацанами. Попробовал бы разобраться, откуда берутся в мире Геометров вот такие, вежливые, но ершистые, играющие не в регрессоров, а в Крепостную эру… в последнюю эру свободы этой планеты. Это было бы здорово. Будь у меня в запасе десяток лет, я бы их даже воспитал. Так, как надо… с моей точки зрения. И стали бы они тоже Наставниками… изменили бы этот мир.

И получилась бы прекрасная битва с Геометрами их же оружием. Еще бы вывести чуму, избирательно поражающую Наставников — и уподобление оказалось бы полным.

— Я не смотрел ваши файлы, — сказал я. — Это немножко нечестно, верно? У вас-то на меня данных нет.

Ребята молчали. Похоже, они перевидали многих Наставников. И всякие методы налаживания теплых, дружеских отношений…

Я вздохнул. Нет у меня десяти лет, чтобы помочь вам ребята. К сожалению. И нет даже десяти дней, чтобы подружиться. К счастью.

— А почему именно Крепостная эра, ребята? — я обвел взглядом комнату. — Почему не Костяная, или Морская? Неужели менее интересно?

— Это переломный этап в развитии нашей цивилизации, Наставник, — сообщил рыжий мальчик. — Перепутье.

— Точка выбора судьбы, — подтвердил кудрявый. — Наш мир мог стать совсем другим, если бы не события тех времен. Вы не согласны?

Как жаль, что у меня нет нескольких лет в запасе…

— Согласен, — признался я. Встал — старческое тело недовольно хрустнуло суставами. — Вы не против, если я открою окно, ребята?

Против они не были. Впрочем, и помочь мне не спешили. И знакомиться тоже. А двое ведь даже не снизошли до беседы… отчаянные маленькие бунтари.

Я отдернул штору. Стекло, как я и ожидал, было прозрачным. До применения техники четверка не опускалась. Разве что несколько электронных книжек валялось на кроватях.

За окном была сплошная мутная круговерть. Служба погоды выполнила последний приказ Наставника Пера. Едва-едва проглядывало светлое пятно солнца. Не буду я больше называть Матушкой чужую звезду.

— А сейчас мир не может измениться? — спросил я. — Точка выбора судьбы, что это? Обведенный кружочком день на календаре? Совсем-совсем случайная пандемия чумы? Решение Мирового Совета?

Мальчишки за моей спиной молчали. Потом рыжий, я узнал его голос, сказал:

— Нет, Наставник. Точка выбора судьбы — это день, когда мир что-то теряет.

— Но ведь что-то и приобретает?

— Приобретает он только один путь. А теряет — тысячи. Как шар, помещенный на вершину холма. Шар там долго не устоит, он покатится. Его надо только чуть-чуть подтолкнуть. Зато когда он начал катиться вниз, его так просто не повернешь.

Кто-то фыркнул и шепотом сказал:

— Опять ты с детскими сравнениями… ой!

Я переждал, пока стихнет возня, потом сказал:

— Правильно. Вот только у жизни нет подъемов и спусков, одинаковых для всех. Кто-то стоит внизу, видит, что мир несется на него, и ничего не может поделать. Кто-то смотрит сверху, и считает, что шар катится по единственно правильному пути. А кто-то…

Я сделал паузу, и, конечно же, один из мальчишек не выдержал.

— Стоит там, где катится шар?