— У меня есть… Сегодня появилась. Мне одна девочка очень нравится.
Митька серьезно опустил ресницы, будто кивнул: он понимал важность тайны. Потом опять посмотрел на Кирилла — с неожиданной тревогой.
— А ты со мной не раздружишься из-за нее?
— Ну что ты, Мить…
— А можно, я к тебе когда-нибудь приеду?
— Конечно, приезжай.
— Я на велосипеде. Мне Алька старый "Орленок" отдал, Дед обещал починить. Обещал, что сегодня, а сам не идет.
За стеной еле слышно пикнуло радио.
— Девять часов, — нервно сказал Кирилл. — Где он ходит? У меня дома, наверно, уже паника, я в семь часов хотел приехать… Ох и шум будет!
— Налупят? — сочувственно спросил Митька.
— Да при чем здесь "налупят"! Меня ни разу не лупили. Просто мама с ума сходит…
Митька горько вздохнул:
— Так и бывает: сперва за тебя волнуются, а потом тебе же и всыплют.
— Бывает? — с мрачноватым юмором переспросил Кирилл. — Ты меня утешил…
— Первый раз не больно лупят, а только для испуга, — с глубоким знанием дела успокоил Митька.
Кирилл погладил на Митьке одеяло и тревожно задумался. Наконец звякнула во дворе калитка. Митька приподнялся, Кирилл встал.
Появился немного всклокоченный от поспешной ходьбы Дед.
Кирилл торопливо шагнул к нему.
— Ну что?
— Да все в порядке, — торопливо сказал Дед. — Все в самом полном порядке. Очень милая девушка, все она поняла.
Кирилл шумно вздохнул и как-то ослабел, будто после тяжелой работы. Но через несколько секунд сердито спросил:
— Если сразу все поняла, где тебя носило два часа?
— Не "носило", а "сидело". У ее мамы день рождения, полон дом людей. Меня сразу за стол упихали, думали, что я тоже гость…
— А ну, дыхни, — строго сказал из своего угла Митька.
— Я вот тебе дыхну… Кое-как объяснил этой Оле, что по делу пришел. Зову из-за стола, а все кричат: "Молодой человек, объясняться будете потом!" Она, бедная, краснеет… Ну, потом ей все рассказал. Она скажет завтра в школе, что кошелек завалился за подкладку в плаще, вот и все.
Кирилл ощутил смутное беспокойство: в придуманной истории с подкладкой почудилось что-то неправильное. Но сейчас было не до мелочей.
— Деньги-то отдал?
— Да, самое главное! — воскликнул Дед. — Кто придумал про сорок рублей? В кошельке было всего четыре рубля: металлический и три бумажки. На остальные она матери подарок купила, кофточку какую-то…
Кирилл растерянно заморгал.
— Вот это да… А чего же тогда говорили: стипендия, стипендия… И почему она ревела в учительской?
— Ну и что? Она же почти девочка, — как-то очень мягко сказал Дед. — Кошелек было жаль, ей мама его подарила. А самое главное — от обиды. Пришла ребятишек учить, вся душа наружу, а они ей вон какой сюрпризик… Про стипендию она и правда говорила: о том, что получила ее утром. Просто объясняла все по порядку. Видно, никто не понял… Хотя бы подумали: разве кошелек с такими деньгами оставляют в наружном кармане плаща?
— Ясно… — досадливо сказал Кирилл. — А четыре-то рубля отдал?
— Да не взяла она. Покраснела — и ни в какую… Славная такая девушка.
— Все понятно, — сказал Кирилл.
— Что понятно?
— Почему ты не торопился.
— Иди ты знаешь куда…
— Я не иду, я лечу. У меня тяжелое предчувствие: кажется, меня сегодня первый раз в жизни выдерут.
— По-твоему, я совсем идиот? — обиделся Дед. — Я же позвонил вам домой с автомата. Сказал, что ты у меня.
— Да у нас телефон не работает!
— Представь себе, уже работает!
— Уф… — облегченно произнес Кирилл. — Это дает надежду на спасенье. Ну все равно, я помчался. До завтра!
Он выскочил на темный двор, схватил руль. И тут его остановило будто крепким толчком.
Кирилл торопливо вернулся в комнату. Митька-Маус полусидел в постели, упираясь в подушку локтями. Встревоженно и с обидой смотрел на дверь.
Мельком глянув на удивленного Деда, Кирилл подошел к Митьке и сел на краешек дивана. Взял Мауса за похожие на лучинки запястья.
— Ну вот, Мить, я поехал. Спокойной ночи… — Потом понизил голос и сказал: — Ну, ты смотри, мы договорились: про наши тайны — никому.
Митька заулыбался и быстро закивал.
И, уже проносясь в сумерках по переулкам и спускам, Кирилл словно все еще видел перед собой Митькино лицо со счастливой улыбкой.
Сентябрь, даже очень теплый, — все-таки не настоящее лето. Днем жарко, а после заката воздух становится зябким. Чтобы не продрогнуть, Кирилл изо всех сил нажимал на педали.
Он был уже на середине мостика, когда внизу у камней замелькал фонарик. Кирилл разглядел на берегу мальчишку. Тот суетливо прыгал, натягивая брюки. Фонарик у него в руке дергался и мигал.
Что-то знакомое, птичье было в мальчишке, и, доехав до конца мостика, Кирилл уже понял.
— Чирок! Петька! Это ты?
Фонарик замер.
Кирилл резко повернул и съехал к воде.
— Ты что здесь делаешь, Петька?
Чирок секунду постоял растерянно, потом положил на траву включенный фонарик и начал заталкивать под брюки подол рубашки. Его лицо, освещенное снизу, казалось странным и очень несчастным. Маленькое острое лицо с ушедшими глубоко в тень глазами. Смотрел Чирок не на Кирилла, а в сторону.