Звёзды в твоих глазах

Мне кажется, я вот-вот обмочусь от страха.

Мозг коварно показывает мне гипотетический средний палец. Я хочу заплакать, но слишком напугана. От меня остаются лишь слепой ужас и убежденность, что нам конец.

Нас окружают все эти деревья-великаны, но нет ничего, что могло бы послужить защитой. Ни убежища. Ни двери, которую можно было бы закрыть, а потом за ней спрятаться. Ни машины, чтобы умчаться подальше от этой бури. От всего этого я чувствую себя маленькой и беззащитной.

Когда до палаток остается всего ничего, Леннон пригибает меня к земле и нависает сверху, прикрыв своим телом.

Бабах!

Мир окрашивается в белый цвет.

Я скрючилась на корточках то ли в какой-то тине, то ли в грязи, промокшая до нитки, по нам хлещет дождь, ноздри забивает запах паленого дерева. Мне кажется, что этому никогда не будет конца.

«Просто убей нас, и все», – думаю я. Давай заканчивай с этим.

Со следующим ударом мышцы Леннона превращаются в сталь. Вместе с тем я чувствую, что он вскакивает. Мы словно в зоне боевых действий. Через несколько секунд раздается новый удар.

Но…

На этот раз уже не так оглушительно. И не так близко. Молния и гром вновь теряют синхронность. Мы ждем – может, несколько секунд, может, несколько минут, я не знаю. Но в какой-то момент возникает чувство, что мир вокруг нас больше не разваливается на части, и тело Леннона расслабляется.

Все позади? Вдали я все еще слышу раскаты грома.

– Порядок, – произносит на ушко голос Леннона. – Ну что, говорил я тебе, что буря будет нешуточная? Прислушайся. Теперь она движется медленнее. Я продолжаю отсчитывать время между молнией и громом. Если шторм сбавляет темп, значит, дождь будет сильный, но теперь мы вне зоны грозовых разрядов. Вставай, пойдем.

Он поднимает меня, ставит на ноги, но мне ничего не видно.

– Очки… – говорю я.

Леннон оглядывает вокруг нас землю:

– Ты их где-то потеряла.

– А заодно растеряла бутылки для воды.

– Одна из них осталась лежать на берегу реки. А фильтр у нас есть запасной. Если все станет совсем из рук вон плохо, воду будем кипятить.

Я не могу прожить без очков два дня, но слишком оцепенела, чтобы волноваться.

Он берет меня за подбородок и приподнимает:

– Все хорошо. Ты в порядке?

– Да, – говорю я, кивая головой.

– Это было круто.

– Тут ты прав… – смеюсь я, не в состоянии ничего с собой поделать.

Точно не знаю, то ли это нервный смех, то ли меня отпустило, но отбрасываю с лица мокрые волосы и хохочу.

– Мы только что чуть копыта не отбросили. Были на волосок от гибели.

– Нет, Зори, мы просто взяли и выжили! – Леннон поднимает руки, триумфально сжимает кулаки и орет: – Мы живы! Победа!

Он прав. Мы действительно выжили. Остаться в живых – это прекрасно. Я опять смеюсь, вытягиваю руки и подставляю их дождю до тех пор, пока он не смывает с них грязь. По моим венам до сих пор мчит адреналин, я чувствую себя неуязвимой.

Леннон отбрасывает с глаз прядь темных волос. Его фигуру облепила мокрая одежда. Каждый острый выступ. Каждую мышцу. Будто под рентгеном. А может, оно так и есть, ведь я, сморгнув капли дождя, тоже вижу, что его взгляд блуждает по моему телу. И в том, каким образом он это делает, нет даже намека на вежливость.

Может, от бури и у меня, и у него в мозгу что-то сломалось.

Я делаю резкий вдох. Он тихо урчит.

Мы скрещиваем взгляды.

И одновременно бросаемся друг к другу.

Он прижимает меня к себе, одной рукой обняв за плечи, ладонью другой накрыв мне голову. Хотя от скользкой, мокрой от дождя одежды Леннона отдает холодом, его губы источают жар. Он энергично меня целует. Нетерпеливым, жадным поцелуем. Ненасытным. А когда вдали вновь гремит гром, я немного подпрыгиваю, но не выпускаю его.

Леннон прижимается ко мне всем телом, моя спина врезается в гладкую мокрую кору секвойи. Подтянутый и сильный – кирпичная стена поджарых мышц, – он поднимает меня, пока пальцы ног не отрываются от узловатых корней дерева. Когда он впивается в меня губами, я отвечаю ему тем же, ощущая между нами твердость, в характере которой нельзя ошибиться. Меня пробирает нервная дрожь.

Я обнимаю его бедра ногами, он пригвождает меня к дереву, согревая своими поцелуями шею. Вдыхаю запах его волос и коры секвойи. Дождь хлещет с такой силой, что у меня с его плеч соскальзывают руки. Я обвиваю его руками за шею и больше не отпускаю.

– Палатка, – говорит мне на ухо он.

Я не знаю, что это, вопрос или утверждение, но отвечаю согласием. Он говорит держаться крепче, но мне кажется, если сдавить его еще сильнее, у него сломаются кости. Моя голова отплывает от дерева, и несколько шагов Леннон несет меня на себе. Мы поскальзываемся в грязи, а когда он кое-как опускает меня на землю у палаток, я так отчаянно ищу опору, чтобы не упасть, что чуть не грохаюсь оземь, увлекая его за собой. Мы опять целуемся, но на этот раз лбами.

– Ай!

Он хохочет, я тоже, при этом чувствуя себя немного сумасшедшей.

– На нас сухого места нет, – говорю я.

Он отводит с моего лица влажные волосы:

– Нуда.

– Спальные принадлежности теперь тоже промокнут.