Звёзды в твоих глазах

– Добрый вечер, – говорит мистер Рэндалл, окидывая нас беглым, оценивающим взглядом. – Заблудились, ребятки?

– Нет, сэр, – заверяет его Бретт, – просто возвращаемся в свое стойбище.

– А где вы у нас обосновались?

– В Совином, – отвечает Рейган.

Он щурит на нее глаза:

– Мне знакомо ваше лицо.

– Здесь часто отдыхают мои родители, – говорит девушка.

– Если так, то мне нет нужды напоминать вам, что скоро начинается тихий час. В полном соответствии с расписанием.

– Спасибо, – благодарит его Рейган.

Мистер Рэндалл кивает и отходит в сторону, чтобы нас пропустить. Может, это мне только кажется, но такое ощущение, что он принюхивается. Меня с параноидальной навязчивостью преследует мысль, что от нас несет вином. Мы же ведь втоптали разбитую бутылку в землю.

Но если он что-то и подозревает, то нас все же не останавливает. Я искоса поглядываю на него, а когда он проходит мимо мусорного контейнера и шагает вверх по холму по направлению к главному корпусу, из моей груди вырывается вздох облегчения.

– Похоже, он ничего не заподозрил, – говорю я ребятам, пока мы шагаем по темной дорожке через стойбище юрт.

– Повезло, – отвечает Леннон без особой убежденности в голосе.

На этот раз я не могу с ним не согласиться.

10

Оказывается, «тихий час» и в самом деле должен быть тихим. Хотя палатки в Совином стойбище и разнесены друг от друга, когда на улице царит непроглядный мрак, а привычный равномерный шум городской жизни – автомобили, кондиционеры, телевизоры – сменяется сверчками, можно слышать буквально все.

Я имею в виду все-что-только-можно.

Воду в унитазе. Далекий смех. Хруст гравия под ногами. Даже малейший шорох многократно усиливается. Поэтому мы вшестером, собравшись в палатке девушек, чтобы придумать, как забрать спрятанное вино, довольно быстро решаем, что Бретт с Ленноном встанут на рассвете и унесут его в рюкзаках. В действительности Бретт добровольно вызывается помочь Леннону, а тот лишь сухо говорит:

– Всю жизнь мечтал поставлять контрабандой спиртное.

Ребята уходят в свою палатку, мы собираемся лечь в постель. Мне уже давненько не приходилось спать на походной койке, а в палатке так и вообще никогда. Но, описав события дня в моем мини-дневнике и пролежав пару часов в кровати с открытыми глазами, классифицируя звуки лагеря, я все же проваливаюсь в беспокойный, тревожный сон, то и дело просыпаясь.

Когда рассвет гонит вон тьму, я отказываюсь от попыток выспаться и встаю с койки. Оттого, что пришлось подняться так рано, меня охватывает странное чувство. Рейган у нас ранняя пташка, но, просеменив по полу, я обнаруживаю, что она лежит на стальной кровати в неуклюжей позе лицом вниз. Она что, никогда не накрывается одеялом? Здесь же безумно холодно. Волнуясь, что с ней что-то не так, я трясу ее за плечо.

– Отстань, – говорит она в подушку хриплым, приглушенным голосом – ужасным и злым.

Я оставляю ее в покое и как можно тише собираю одежду. Саммер еще спит, поэтому я, чтобы не разбудить ее, отказываюсь от примыкающего к юрте туалета и направляюсь в баню.

На улице намного свежее, чем внутри, но в некоторых соседних палатках виднеется свет и мельтешат тени, так что я не единственная, кто встал в такую рань. В то же время мне удается найти в бане свободную душевую кабинку, я, не торопясь, мою голову и подбриваю кое-где волосы, пока телефон заряжается. А когда высушиваю их и вышагиваю обратно по турбазе, то чувствую себя человеком куда более цивилизованным. В палатке ребят темно, а в моей девушки все еще спят. Поэтому, если я не хочу сидеть с ними и слушать храп Рейган, мне лучше отправиться в главный корпус и съесть ранний завтрак.

Когда я иду по главной дорожке, сквозь сосны сочится серо-голубой свет. В нем лагерь выглядит совсем иначе, поэтому мне не удается сразу найти мусорный контейнер, в котором мы спрятали вино. Может, Бретт с Ленноном уже унесли бутылки? Я мысленно держу пальцы и продолжаю свой путь в главный корпус.

А переступив порог зала, в котором мы вчера ужинали, обнаруживаю на нескольких стойках обильный «шведский стол». Яйца, бекон, кондитерка. Плюс аппарат для приготовления овсянки с разными вкусами на выбор, у которого возится кто-то из гостей. Зачем это кому-то надо, если есть сосиски, для меня остается загадкой. Я хватаю тарелку, открываю крышку серебристой кастрюли с подогревом и через горячий пар, поднимающийся над сосисками, разглядываю в тумане силуэт, склонившийся над аппаратом для овсяной каши. Высокий, темноволосый, симпатичный и…

О БОЖЕ… я же с таким вожделением смотрю на Леннона!

Это примерно то же, что подглядывать в телескоп, только хуже, потому как он буквально в трех футах от меня и у меня нет возможности упасть на пол и спрятаться. Правда, теперь он хотя бы не полуголый.

– Раз ты встала в такую рань, значит, жди конца света, – говорит он, и кончики его губ тянутся вверх.

– Я не могла спать. Петухи без конца кукарекают.

– Значит, ты без конца думаешь о ферме.