Звёзды в твоих глазах

– Я все пытаюсь понять, почему ты вышвырнула меня из своей жизни и стала встречаться с Андре.

– Но ты кинул меня с той вечеринкой!

– Я послал тебе сообщение.

– Одно-единственное. «Прости». И на том все. Больше тебе мне сказать было нечего. Я потом тысячу раз писала тебе, но ты так и не ответил.

– Ну извини, если я был занят попыткой самоубийства отца.

Мое тело замирает как вкопанное.

– Это было… когда в школе устроили вечер выпускников?

– В тот день случилось много мерзопакостных вещей. В том числе и эта.

– Э-э-э… Ты хочешь рассказать об этом ребятам из класса?

Он неподвижно смотрит на горы вдали с таким видом, будто у них вот-вот отрастут ноги и они уйдут.

– Я потому и спрашиваю тебя об отце. Он ничего не говорил тебе о том, что случилось в тот день в отеле?

– В каком еще отеле?

Леннон закрывает глаза, что-то про себя бормочет и оседает ниже на скамье:

– Ладно, неважно.

– Ну уж нет, так не пойдет, – говорю я, на этот раз раздражаясь, – так точно не пойдет. Ты сам об этом заговорил. Сказал «а» – говори и «б». В каком таком отеле?

Он прикрывает рукой глаза и стонет.

Чем явственно завязывает мою тревогу в несколько узлов. Если Леннон думает, что дела плохи, то, на мой взгляд, ситуация намного хуже, чем я когда-либо могла предположить.

– Не молчи, говори, – упрашиваю его я.

Он сгибает руки в локтях, хлопает ладонями по коленкам, словно собирается встать, но вместо этого делает глубокий вдох и тяжело вздыхает:

– Прошлой осенью наши с тобой отношения… скажем так, изменились. Мы провели Великий Эксперимент.

– Не без моего участия, – напоминаю ему я.

– Мне казалось, что все хорошо. Настолько хорошо, что мы согласились рассказать родителям и появиться на публике как парень и девушка, – говорит он, откидывается на спинку скамейки, сползает ниже и складывает на груди руки. – Похоже, я слишком переусердствовал с важностью этой вечеринки выпускников. Подумал… что тему дружбы мы с тобой закрыли. В деле дружбы мы с тобой были настоящие эксперты. А когда… мы на той скамейке в парке занялись…

– Это не главное, – говорю я, чувствуя, что уши начинают полыхать от жара.

– Да, но это было здорово. Даже не здорово, а прекрасно. Ведь так?

Да, было удивительно. Хотя порой и немного неловко, особенно вначале. Целоваться с лучшим другом странно. Но с другой стороны, нет. А еще очень и очень приятно. Настолько приятно, что я не могу сейчас об этом думать, потому что нервничаю и чувствую себя не в свой тарелке. Нервничаю вообще от всего нашего разговора. Меня, похоже, опять прошибает пот.

Когда я в ответ на его слова нерешительно киваю, он расслабляется.

– Так что все было хорошо. Мы договорились появиться на публике как парень и девушка. Посчитали, что так будет правильно. Но по мере приближения той вечеринки, когда ты стала переживать, не зная, как рассказать обо всем отцу…

У меня начинают слегка неметь пальцы.

– …нет, ты не думай, я тебя не виню. Он человек не самый доброжелательный, и с серьезными вопросами к нему подходить нелегко. Да и потом, ты же сама знаешь – он никогда меня не любил.

Я даже не собираюсь ему возражать, потому что это правда. Когда мы были детьми, у моего родителя не было мнения в отношении Леннона, пока он не узнал, что у него две мамы и мусульманин-отец. Вот тогда-то он и стал говорить о Макензи всякие гадости.

– Я лишь хочу сказать, – продолжает Леннон, – что и тогда понимал, почему ты не желала ему ничего говорить, но еще больше понял после того, что случилось в день той вечеринки.

– Так что же именно тогда произошло?

Он тяжело вздыхает:

– Я знал нескольких ребят из выпускного класса, которые в подобных случаях снимали в отеле комнаты.

Такое случается каждый год – и осенью, в день возобновления занятий, и весной, на выпускной. Иногда номера снимают по несколько ребят, если им хочется потусить, иногда парочки.

– Я тоже решил снять нам комнату. Нам двоим. И больше никому, – говорит Леннон.

Я сдавленно застонала. Это не то, что я собиралась услышать. Совсем не то.

– Оглядываясь назад, – говорит он, – я понимаю, что повел себя так, словно возомнил о наших с тобой отношениях Бог знает чего. Думаю, так оно и было. Но если говорить честно, то мне показалось, что мы с тобой на одной волне. По крайней мере, я говорил себе именно так.

Я даже понятия не имею, что сейчас чувствую. Моя кожа будто объята огнем, но в то же время совсем онемела.

– А меня ты не мог об этом спросить? – Откровенно говоря, на тот момент я бы, наверное, затрепетала до умопомрачения, но слышать об этом сейчас мне странно. – Типа, предварительно со мной посоветоваться?

– Я думал, что поведу себя как настоящий романтик, если устрою тебе такой сюрприз.

– Сняв номер, в котором мы с тобой могли бы заняться сексом?

Он щурит один глаз:

– Ну если ты так расставляешь акценты, то да, это звучит просто ужасно. Хотя я никогда не стал бы на тебя давить, и ты это знаешь. Правильно?

– Ты хочешь сказать, что ничего такого не планировал?

– Как я тебе уже говорил, мне казалось, что у нас с тобой в этом отношении были схожие взгляды. На тот момент.