Звёзды в твоих глазах

Такие, как Леннон.

И я.

Такие, как мы.

О минувшем вечере мы не обмолвились ни словом. Ни о том, что спали в одной палатке, ни, тем более, о смерти его отца. У меня в голове громоздятся многие вопросы, но я жду от Леннона какого-нибудь сигнала, означающего, что он готов на них ответить.

Но, может, я сама пока не готова эти ответы услышать?

Ненавижу затруднения и неловкие положения.

Минут через двадцать подъема по лестнице я чувствую, что и мои ноги, и голова вот-вот взорвутся. Ни внутренние раздумья, каким бы ни был их накал, ни великолепный окрестный пейзаж не могут отвлечь меня от боли.

– Все, больше идти не могу, – говорю я ему, с трудом переводя дух, – это самый худший в моей жизни эксперимент по восхождению по лестнице. Ненавижу эти тупые ступеньки. Ненавижу, ненавижу, нена…

– Успокойся. Мы преодолели ее почти что наполовину. Середина пути будет вон там, – говорит он, и я вижу, что в одном месте ступени действительно ненадолго обрываются.

За время нашего восхождения на гору площадки для отдыха встречались и раньше, однако эта представляет собой гранитное плато с несколькими высеченными в камне скамейками. Ее оккупировала семья туристов, отправившихся в поход с полной выкладкой, – двое ребятишек, мама и папа.

Они без конца горланят и что-то кричат друг другу, перекрывая рев все той же незримой реки. После того как вчера мы целый день не видели ни единой живой души, это зрелище меня пугает.

Леннон сбрасывает рюкзак на утопающую в тени скамью в той части плато, которая прилепилась к горному склону, я без сил опускаюсь рядом с ним, на мгновение замираю на краешке камня и только после этого расстегиваю ремни рюкзака.

Мы расположились в защищенной зоне, вроде бы публичной, но все же скрытой от посторонних глаз, и грохот реки донимает здесь не так сильно.

– Я совсем вспотела, – говорю я ему, – даже не помню, когда в последний раз до этого похода меня прошибал такой пот.

Он открывает свой медвежий сейф и извлекает из него точно тот же обед, что и вчера:

– Тебе это полезно.

– Это из-за туризма ты стал почти что качком, хотя раньше был кожа да кости?

Он щурит глаза и окидывает меня долгим взглядом:

– Качком? А я даже не знал.

– Ну конечно, – отвечаю я, чувствуя, как краснеет от жара шея.

Спокойно, Эверхарт. Я слишком близко подхожу к теме слежки за ним с помощью телескопа из моей комнаты, решаю, что зашла слишком далеко, и больше не хочу об этом ничего говорить.

– Прошлой ночью ты так и не полюбовалась звездами, – произносит он после небольшой паузы.

Тьфу ты! Он тоже вспомнил тот случай, когда я за ним шпионила. Какой ужас.

– Ну и ладно, – говорю я ему.

– Обещаю, что сегодня ночью у тебя будет самая замечательная возможность поглазеть на звезды, – говорит он, на несколько мгновений задумывается и прочищает горло. – Я не спросил тебя сегодня, хочешь ли ты и дальше отправиться в Кондор Пик. Станция рейнджеров, о которой мы с тобой говорили, расположилась по ту сторону горы. Мы будем там в полдень. Да, я только что пообещал тебе отличную ночь, чтобы полюбоваться звездами, но если ты хочешь позвонить со станции рейнджеров, чтобы за тобой прислали машину, то…

Ой! Если честно, то я об этом даже не подумала.

– Решение не обязательно принимать прямо сейчас, – продолжает он, – просто подумай и дай мне знать. Чтобы я мог выработать план в зависимости от обстоятельств.

Я киваю, и больше мы об этом не говорим. Лишь молча едим – в основном потому, что я слишком устала, дабы делать за раз сразу два дела. Единственное, что мне еще удается, это жевать. Но к тому времени, когда мы обратно пакуем вещи, семьи туристов уже нет и мы остаемся на плато одни. В этот самый момент я замечаю, что Леннон стучит ногой, будто отбойным молотком. Такое бывает с ним, когда он слишком энергично на чем-нибудь сосредоточивается – например, сдает тесты – или же очень переживает.

Перехватывая мой взгляд, устремленный на его ногу, он тут же перестает ею стучать и вздыхает:

– Глупости это. Нам с тобой надо просто поговорить.

– О чем это ты?

– О прошлой осени. Послушай, я рассказал тебе об отце. А теперь хочу услышать о твоем.

– О моем отце?

Он прищуривается и бросает на меня взгляд:

– Я хочу знать, что он сказал тебе обо мне после вечера выпускников. Думаю, он тебе что-то говорил. И хочу лишь понять, сколько в его словах было правды.

– Что-то я не догоняю, – говорю я, качая головой.

– Что он сказал тебе после вечера выпускников?

Я смотрю на него долгим взглядом:

– Ну… Он лишь попросил меня держаться от тебя подальше. Что для меня будет лучше поставить точку и двигаться дальше, потому что вся эта ситуация… подвергала меня стрессу.

– Это все?

Даже не догадываюсь, что он пытается мне сказать.

– А разве этого мало? Я ничего не говорила ему о… ну, ты понимаешь. Об Эксперименте.

Леннон пристально вглядывается в мое лицо:

– А сам он этот вопрос не поднимал?

– С чего бы это?

Он открывает рот, чтобы ответить, но в следующий момент меняет решение. Дважды. Закусив нижнюю губу и вновь постучав ногой, Леннон наконец говорит: