Звон смерти

– Но никогда не теряет головы. Он умеет пить. Проблема Мардж заключается не в этом: он никогда не был с ней жесток ни в пьяном, ни в трезвом виде. Кроме того…

– Что?

– Мардж не стала бы его бояться: она слишком в него влюблена. Она бросилась бы за него в огонь, если бы он попросил.

– А скажи-ка, кто-нибудь ходил с Кэри посмотреть на Моута, когда мы вернулись из леса? – спросил я.

– Я сам ходил туда вместе с Кэри. Мы посадили его в такси и отправили в отель. Он уже проснулся, но не успел протрезветь.

После его слов я успокоился. Значит, с карликом ничего страшного не случилось.

– Хочешь еще пивка? – предложил я. Конечно, он хотел. Но на этот раз я составил ему компанию. На этом, однако, мы решили остановиться. Нам обоим хотелось поскорее вернуться домой.

Глава 8

Дядя Эм оказался прав в своих предсказаниях: первым человеком, которого мы встретили, вернувшись утром на ярмарку, был Армин Вейс. Мы переодевались, когда кто-то прокричал:

– Черт побери, как можно постучать в дверь палатки? Это был Вейс.

Он присел на один из складных стульев и стал подробно расспрашивать о том, что нам известно об истории с шимпанзе. Разумеется, мы ему все рассказали. Он уже успел переговорить с Хоги и с Мардж и знал факты, но ему хотелось их проверить – ведь мы могли кое-что добавить. Особенно его интересовало, как обезьяне удалось выйти из клетки. Теперь я поздравлял себя с тем, что успел осмотреть клетку, и выложил ему свои соображения.

Он сразу же заявил, что никто не видел, как он вошел в нашу палатку, поэтому он мог оставаться у нас сколько ему заблагорассудится. И действительно, он не торопился уходить. В Цинциннати дела у него зашли в тупик. Ему удалось выяснить довольно подробно, кем был убитый карлик Лон Стаффолд. Но он ничего не знал о том, кто завлек карлика в «Хобарт-шоу» – так назывался наш цирк. Он казался сбитым с толку и клял себя за бездарность. Правда, вскоре он нашел себе оправдание.

– Черт побери, ведь это переходит все границы! Если взять любое другое убийство, так там хотя он обстановка неизменна. А тут убийство совершается в Эвансвилле, а потом весь этот базар переезжает в Саут-Бенд и Форт Вэйн. Значит, и вероятный преступник, и все замешанные лица тоже снимаются с места. Попробуй тут что-нибудь выяснить! Куда вы направляетесь после Форт Вэйна?

– В Милуоки. Он выругался.

– Слава богу, мне хотя бы оплачивают расходы на бензин. Скажи, Эд, если отбросить этот случай с шимпанзе, больше не произошло ничего экстраординарного?

Тут я рассказал ему о паническом страхе Великана Моута и описал ночь, когда мы охотились за пропавшей обезьяной.

– Может быть, здесь и кроется какая-то тайна. Но вполне вероятно, что он просто испугался сбежавшей обезьяны. Однако я припоминаю, что, когда я его допрашивал после убийства, у него был подавленный вид. Это навело меня на кое-какие мысли. Так вот, да будет тебе известно, я узнал всю его подноготную вплоть до бабушек и дедушек. Я действовал методом сравнения – ведь убитый тоже был карликом. Выяснилось, что дороги Моута и Лона Стаффолда не пересекались, когда они оба работали в цирке. Но неизвестно, встречались ли они когда-нибудь раньше. Скорее всего; они даже не подозревали о существовании друг друга.

Он сдвинул шляпу на затылок и продолжил:

– Чертовски запутанное дело! Все равно что искать кошку в темной комнате.

Я предложил ему выпить стаканчик. Сначала он отказался, но потом передумал и выпил немного виски.

– Я пока побуду в городе, – сказал он. – Если понадоблюсь, ищите меня в отеле «Ардмор». Я не уеду раньше завтрашнего дня, хотя сам не знаю, что мне тут делать.

Потом выпил второй стаканчик, который дядя Эм предложил ему «на посошок», и исчез.

Была среда; после убийства прошло уже тринадцать дней. Я никогда не забуду вечера этой среды: в этот вечер произошло третье убийство, которое вызвало неистовый гнев у меня и у дяди Эма. И именно в тот вечер я впервые увидел призрак. Публика в тот день разошлась довольно рано. Особых причин для этого не было – просто так сложились обстоятельства. К одиннадцати часам центральная аллея уже почти опустела. Зазывалы еще пытались заманить последние группы зевак, а Мори дал сигнал к финальному одиннадцатичасовому представлению – смертельному прыжку.

Нам удалось подцепить напоследок нескольких клиентов, возвращавшихся с представления, но около полуночи балаган пришлось закрыть. Как обычно, дядя Эм спросил:

– Ну, что будем делать, малыш?

Думаю, ему хотелось, чтобы я опять попросил его пройтись по злачным местам, но я ему ответил, что собираюсь поиграть на тромбоне. Я действительно достал тромбон и попытался изобразить на нем несколько аранжировок мелодий Дорсея. Однако ничего путного из этого не вышло. Сыграв несколько гамм и арпеджио, я забросил инструмент. Тромбон был не в форме, или, если хотите, не в голосе. Когда дело оборачивается таким образом, продолжать не стоит.