Дед рассказывал, как приехал отец: упал с коня, будто пьяный, матерился на нескольких языках – но ничего, потом оклемался.
Сам дед своего возвращения не помнил. А прадед так и вовсе каждый раз по-новому рассказывал.
Хозяин таверны, подавая вино, вспомнил вдруг вопросы гостя.
– Вы давеча про больных спрашивали, так вот – Грека-бондарь совсем плох!
– Семья у него большая? – Андор тянул вино, а голоса внутри переговаривались: «Мясо подгорит». «Не, ты видел дым? Дым правильный, на таком огне томить можно, ничего не подгорит». – В деньгах нуждаются?
Этот вечер Плакальщик провел у бондаря, пытаясь уговорить того помочь своей семье.
Но бондарь уперся – мол, не желаю продавать свою бессмертную душу, и все тут! Уже и жена подключилась, но Грека вдруг начал реветь: «Священника! Священника!» – и Андору пришлось уйти с сухими глазами.
А ночью в таверну въехала графиня де Лайзи. С нею было человек тридцать свиты, под шумок Плакальщика попытались переселить из приличной комнаты в какую-то каморку, и Андор, не разобравшись спросонок, покалечил троих.
Его все-таки скрутили – навалились всемером, и даже души борцов и сумасшедших не помогли.
– Вот ты каков, Плакальщик! – Графиня смотрела на него, поглаживая костяным стеком собственное бедро – она была красива чувственной, эгоистичной красотой. – Много я про тебя слышала – и даже видела в Майсте, ты там моего лакея до полусмерти напугал… А потом убил четверых моих людей – и не худших!
Гневный взгляд, брошенный в сторону, показал Андору, что графиня не просто ведет с ним беседу, но еще и наставляет своих приближенных.
– И что мне теперь с тобой делать? По слухам, смерть Плакальщика чревата большими бедами для всех, кто имеет к этой смерти отношение… – Еще бы! Призрак Антуана де Пота – до сих пор одна из главных достопримечательностей королевской резиденции в Ланне. Правда, после смерти монарха и шести принцев тот замок подарили герцогу де ла Онту… – Подземелий у меня нет. Как любовник ты меня тоже не вдохновляешь – не люблю тонкогубых, вы слабы по части фантазии. Так что же с тобой делать-то?
– Бегите отсюда, – тихо произнес свою первую – в присутствии графини – фразу Андор.
Он рассчитывал испугать свиту молодой аристократки – самой-то ей наверняка было плевать на опасности. И, надо сказать, преуспел в своем стремлении: вокруг все забеспокоились, кто-то осторожно шагнул к двери.
– Отлично! – Графиня расхохоталась, и кто-то внутри Андора прокомментировал: «Третий нижний зуб слева – слоновая кость, оба верхних клыка – поддельная слоновая кость, поставили, скорее всего, вчера, еще день-два, и развалятся». – Ты мне нравишься. Говорят, Плакальщики умеют делать предсказания. Это правда?
– Ага. – Андор даже не пытался соблюдать видимость светской беседы. У него разболелась голова – все-таки насчет семи-восьми душ он погорячился. Максимум еще парочка. – На смерть, на свадьбу, на тюрьму?
– На тюрьму! – весело воскликнула графиня. – Отец мой, ныне покойный, всегда говорил, что я кончу свои дни в королевской тюрьме. А сам король месяц назад обещал, что никто кроме него меня не арестует. Мол, только своей рукой! Ну?
«У нее печень больная». «Левая нога чуть короче правой». «Тот, что около стены, в цветном камзоле, – фискал». «Она участвовала в убийстве герцога Риенна, во всяком случае, двое из ее людей держали факелы у постели умирающего».
Голоса роились, притягиваемые просьбой о помощи. С трудом вычленяя относящееся к делу, Андор решился.
– В тюрьму ты попадешь через неделю после того, как скрошатся два твоих зуба. Через мертвую особу королевской крови.
– Зубы у меня крепкие! – Де Лайзи улыбнулась, протянула руку назад, кто-то вложил сухарь. Она надкусила его, раздался хруст, посыпались крошки – зубы остались целы. – А вот про особу королевской крови ты зря… Не бросаются такими словами. Убить его!
…На счет «пять» Плакальщик выпал в окно – с третьего этажа, по случаю хорошей погоды ставни были открыты настежь. В левой руке уже устроился длинный узкий кинжал, каким предки Андора добивали латников. В правой был тяжелый подсвечник с тремя головками, причем в одной чудом сохранилась свеча.
Сгруппировавшись, Андор приземлился на ноги и локти, кувырнулся, вскочил. Убегать, оставив в таверне плащ, шпагу и деньги, очень не хотелось – но умирать хотелось еще меньше.
Голоса – для разнообразия сойдясь в одном мнении – рекомендовали садиться на коня и ехать как можно дальше, не останавливаясь и не оглядываясь.
К счастью, пелонец стоял в конюшне оседланным – мальчишку-грума наверняка отвлек графский кортеж.
Уже на скаку Андор вспомнил: никто на него не бросился по приказу графини. Все застыли в страхе – и только он сам что-то сделал, потом был крик, потом треск, окно, конь…
Трижды Плакальщик сворачивал на все более узкие проселки, уходя от возможного преследования. Под утро показались огни богатой усадьбы. Андор за ночь жутко замерз и потому направил коня к дому, не размышляя.
– Кто-о тако-ов? – по-восточному вытягивая последний слог, спросили из-за ворот.
– Андор де Пот, дворянин из Верхнего Пота, просит гостеприимства.