Воробушек деловито подскочил к кучке, решительно клюнул бронированное стекло и, смешно вывернув шею, как будто задумал выщипнуть перышко из хвоста, спланировал с карниза – солидно, почти как орел, без судорожных взмахов крыльями.
– Окно-то! – напомнила трубка. – Окно-то раскрой!
Игнат, обругав себя за недогадливость, двумя руками приподнял тяжелую фрамугу и, высунув голову, посмотрел вниз. Однако, воробья нигде не обнаружил.
С крыши напротив блеснул окуляр какой-то оптики. Брызнул в глаза, заставил сощуриться.
– Зайчик! – умилился Игнат.
– Зайчик! – назидательно повторил голос. – Теперь садись, пиши диктант. Нашел чем писать? Тогда записывай. «Счастье – это когда…» Да не так, грамотей! Когда тебя научу: «ча», «ща» – пиши через «а».
Игнат, прикусив губу, внес исправление.
– Ну, хорошо тебе теперь? – спросила трубка.
– Хорошо… Спасибо, отец!
– Да не за что. Пиши дальше…
Снова блеснула оптика на соседней крыше, крохотное пятнышко красным светлячком пробежало по рубашке, сверкнуло, отразившись в осмиевой заколке галстука.
В следующее мгновение Игнат почувствовал, как что-то сильно толкнуло его в грудь, и с удивлением увидел, что полированная поверхность стола наваливается на него откуда-то сверху, так что ему пришлось упереться в нее обеими руками, чтобы не упасть, не выронить зажатую между плечом и ухом трубку.
Чтобы все-таки успеть понять, что такое счастье.