Звонок на небеса

– Я спрашиваю, о чем вы думаете, поставляя в российские школы непроверенное оборудование? Вы хотя бы в курсе, что эти ваши кибероболочки у себя на родине находятся в стадии альфа-тестирования? И скорее всего, они его не пройдут, поскольку уже три японских мальчика, занятые в проекте, вторую неделю пребывают в глубокой…

Трубка неожиданно замолчала. Игнат несколько раз подул в нее, затем растерянно выглянул в предбанник.

– Лидочка, опять со связью что-то…

Секретарша, при его появлении отдернувшая руку от пульта, нервно улыбнулась и пожала плечами:

– Бывает… Какие-нибудь неполадки на линии.

Игнат вернулся к себе и углубился в кресло. Телефон снова работал, но никто больше не звонил. Впрочем, настроение и без того было испорчено.

Тем временем серый сомик, дорвавшись до кормушки, разом заглотил половину общака и снова залег на дно. Игнат с минуту посмотрел, как он лениво шевелит усами, затем подошел к сейфу и, поколдовав с замком, достал непривычной формы телефонную трубку с корпусом из черного дерева. Торчащая вверх короткая, с прозеленью антенна напоминала свежий побег на мертвом деревянном обрубке. Круглых сглаженных шпеньков, заменяющих кнопки, на корпусе было всего три, но и в них, как в трех соснах, с непривычки немудрено было заблудиться.

Записная книжка сама раскрылась на букве «Е». Обладая отвратительной памятью на имена и фамилии, Игнат все важные телефоны всегда записывал на Е. «Если приедут люди в масках…» «Если станет одиноко…» «Если посредник начнет зарываться по процентам…» Это все не то… Вот!

«Если снова захочется странного…»

Телефон глухо плимкнул семью цифрами набираемого номера, в трубке раздались и смолкли сухие деревянные щелчки, затем настала полная тишина. Не слышалось вздохов или иных признаков чужого присутствия.

– Отец? – осторожно позвал Игнат.

– Я слушаю, сынок, – ответила трубка ласковым, немолодым голосом. – Что-то случилось?

– Отец…

Игнат задумался. В принципе, ничего из ряда вон пока не произошло, но какие-то мелкие происшествия, неприятные раздражающие факторы вроде выразительного взгляда, пойманного в зеркальце заднего вида, или услышанного краем уха обрывка фразы, теперь вот еще каких-то японцев с их оболочками… Все это имело обыкновение накапливаться и, накопившись, тяготить.

– Почему они так не любят нас? – спросил он. – Мы ведь такие же люди, как они, усталые люди с неприятностями, у которых ни на что не хватает времени. Я верчусь целый день, ко мне постоянно приходят какие-то личности, разные личности. Одни говорят, что они из милиции, другие называют себя пожарными, третьи лицензионщиками, четвертые аудиторами и так далее. Двадцать пятые никак себя не называют, более того – обижаются, когда их самих называют бандитами. И все они просят денег. И я плачу им всем, я отстегиваю, даю на лапу, уделяю внимание… К тому же я постоянно на что-нибудь жертвую – в фонд мира, борьбы со СПИДом, в помощь пострадавшим от землетрясения в Уругвае… Ты слышишь, я не знаю, где это, но послушно перевожу пятнадцать штук куда попросили. Да, я не беден, у меня есть, где жить и на чем ездить, на что сходить в ресторан и слетать… да хоть в тот же Уругвай, но я ведь делюсь! Теперь ответь, кому от того, что я делаю, становится хуже?

Он вспомнил вдруг очередь в шереметьевском коридоре VIP, где десяток таких же, как он, работящих людей в спецовках от Кардена и в кирзе от Гуччи, ни на минуту не выпуская из рук своих рабочих инструментов: телефонов, коммуникаторов, электронных блокнотов, дожидались прохождения быстрого таможенного контроля, вспомнил их простые, усталые лица… и неожиданно для себя заплакал.

– Ну что ты, что? – забеспокоилась трубка.

– Ах, отец…

Серый, с голубой искрой, шевиот вздрогнул и мелко затрясся на плечах.

– Успокоился? – спросил голос пару минут спустя.

Игнат кивнул. В данной ситуации этого было достаточно: в черной трубке все равно не наблюдалось прорезей микрофона.

– Слушай, а давай… Бросай все свои дела – и ко мне. Знаешь, какая тут природа? А река! Сядешь на бережку, опустишь ноги в воду – и обо всем на свете забудешь.

Игнат задумался, на какое-то мгновение – почти всерьез. Затем грустно усмехнулся.

– Нет уж, лучше помучаюсь… Я здесь еще кое-кому нужен.

– А то смотри… Если надо – приглашение тебе выправим. Официальное.

– Не надо приглашений, – попросил Игнат. – Я как-нибудь потом… сам. И во сне, пожалуйста, больше не зови.

– Ну, как знаешь… – Трубка изобразила вздох. – Тогда подойди к окну. Вот так. Что видишь? Солнышко?

– Солнышко… – повторил Игнат, чувствуя, как по губам непроизвольно растекается улыбка.

– И какое оно?

– Теплое…

– То-то! А еще что?

Маленькая взъерошенная птичка присела на карниз и с подозрением покосилась на Игната.

– Птичка! – сказал он.

– Не просто птичка! – произнесла трубка со значением. – Воробушек! Ну-ка, покорми его.

Игнат беспомощно огляделся. С сомнением шагнул к аквариуму и зачерпнул из стоявшей рядом банки щепотку корма для рыбок. Подстелив листок с экземпляром какого-то договора, высыпал корм на подоконник.