Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил

Все существование в Холмане крутилось вокруг алабамского электрического стула. Это большое деревянное кресло изготовили в 1930-х, и его выкрасили в желтый цвет, прежде чем прикрепить кожаные ремни и электроды. Между собой заключенные называли его «Желтой Мамой». Казни в Холмане возобновились всего за пару лет до прибытия туда Уолтера. Незадолго до заселения в тюрьму Макмиллиана здесь были казнены электрическим током Джон Эванс и Артур Джонс. Расс Канан, адвокат Южного комитета защиты заключенных в Атланте, добровольно вызвался представлять интересы Эванса. Тот снялся в специальном фильме для детей, в котором рассказывал школьникам историю своей жизни и настоятельно советовал им избегать тех ошибок, которые он совершил.

После того как суды неоднократно отклоняли апелляции и отказались отменить казнь Эванса, Канан приехал в тюрьму, чтобы присутствовать при казни по просьбе своего клиента. Это переживание оказалось еще страшнее, чем Расс себе представлял. Впоследствии он составил вызвавший большой общественный резонанс аффидевит[11] с описанием всего этого чудовищного процесса:

«В 20.30 первый электрический разряд в 1900 вольт был пропущен через тело мистера Эванса. Он длился тридцать секунд. Искры и пламя вырывались из электрода, прикрепленного к левой ноге заключенного. Его тело билось в ремнях, удерживавших его на электрическом стуле, кулаки постоянно сжимались. Очевидно, электрод сорвался с ремня, удерживавшего его на месте. Большой клуб сероватого дыма с искрами вырвался из-под капюшона, прикрывавшего лицо Эванса. Невыносимая вонь горелой плоти и ткани начала заполнять комнату свидетелей. Два врача обследовали заключенного и объявили, что он не мертв.

Электрод на левой ноге был закреплен заново. В 20.30 [sic] к Эвансу применили второй тридцатисекундный разряд тока. Вонь от горелой плоти вызывала тошноту. От его ноги и головы снова пошел дым. И снова врачи обследовали Эванса и сообщили, что сердце все еще бьется и он еще жив.

На этот раз я попросил члена комиссии по делам тюрем, который поддерживал связь по открытой телефонной линии с губернатором Джорджем Уоллесом, о даровании помилования на том основании, что мистер Эванс подвергается жестокому и необычному наказанию. Просьба о помиловании была отклонена.

В 20.40 сквозь тело Эванса был пропущен третий электрический разряд{23} продолжительностью тридцать секунд. В 20.44 врачи объявили о его смерти. Казнь Джона Эванса длилась четырнадцать минут».

До перевода в Холман Уолтер Макмиллиан ничего этого не знал. Но поскольку быстро приближалась очередная запланированная казнь, в момент его прибытия электрический стул был главной темой разговоров среди заключенных. В первые три недели пребывания в тюрьме для смертников он только и слышал, что о казни Джона Эванса.

Сюрреалистический водоворот событий предшествующих недель опустошил душу Уолтера. Проживший всю жизнь свободным человеком, не ограничиваемый никем и ничем, он оказался заперт в клетке, над ним нависла угроза, которой он и вообразить себе не мог. Свирепая ярость полицейских, производивших арест, расистские оскорбления и угрозы людей в форме, которые ничего о нем не знали, шокировали его. Уолтер видел в лицах людей, которые арестовали и судили его, и даже в глазах других заключенных в тюрьме такое презрение, с каким никогда прежде не сталкивался. Он всегда нравился людям и хорошо ладил почти со всеми окружающими. Уолтер искренне верил, что обвинения были результатом какого-то ужасного недоразумения, и как только власти поговорят с родственниками и те подтвердят алиби, его освободят – надо только подождать пару дней. Когда эти дни стали превращаться в недели, Уолтер начал погружаться в пучину отчаяния. Родственники уверяли, что полиция вскоре его отпустит, но ничего подобного не происходило.

Его организм отреагировал на потрясение. Уолтер, всю жизнь куривший, пытался курить и в Холмане, чтобы успокоить нервы, но обнаружил, что дым стал вызывать у него тошноту, и сразу бросил. Много дней подряд он не мог ощутить вкуса пищи, что бы ни ел. Он не мог ни взять себя в руки, ни успокоиться. Каждое утро по пробуждении он пару минут чувствовал себя нормально, но потом его охватывал ужас, когда он вспоминал, где находится. В тюрьме Уолтеру сбрили волосы и бороду. Глядя в зеркало, он не узнавал себя.

Окружные тюрьмы, в которых Уолтер был размещен до перевода, тоже были ужасны. Но крохотная жаркая камера смертника в Холмане оказалась стократ хуже. Макмиллиан привык работать на свежем воздухе в окружении деревьев, аромата свежей хвои, на прохладном ветерке. Теперь же перед его глазами были только голые стены тюрьмы для смертников. Страх и му́ка, подобных которым он никогда не знал, стали его постоянными спутниками.