Звук: слушать, слышать, наблюдать

2. Сбивать с пути, привлекать, подавать знак

Но также мифы рассказывают нам о голосах, которые привлекают и сбивают с пути (сирены, русалки, голоса, скрывающиеся в водах или на берегах), о музыкантах, которые развлекают и соблазняют, возвращаются назад в прошлое, увековечивают время или останавливают его, приручают или зачаровывают животных (Орфей), обрекают на гибель (гамельнский дудочник, который уводит за собой крыс, а потом и детей). Во многих случаях определенную роль играет и фаллическая символика инструмента (у Моцарта — волшебная флейта Тамино и колокольчики Папагено).

Звук также может быть знаком, добрым или дурным предзнаменованием, когда, принимая форму крика птицы или резонансного удара, он раздается, разрывает время, прерывает нашу мысль, предвещает событие. Звук — это язык природы, который требует интерпретации, это оракул, когда в Додоне он говорит через дуб, ветви которого колышутся ветром.

Акусматический звук, то есть звук, чей источник не виден, также издавна связывался с мифом. Это может быть Иегова и Неопалимая купина или же голос Тайного господина, «акусметр», который мы подробно обсуждаем в работе «Голос в кино»⁹⁶: звук, неодомашненный, не закрепленный в определенном месте, которое бы замыкало и задерживало его, — звук волшебный и тревожный. Есть основания считать, что в этом случае он символизирует бестелесного двойника тела, будучи тем, «кто ищет свое место»⁹⁷.

Для акусматического существует отдельный термин, а также теория и воображаемое, но всего этого нет для противоположного феномена: видеть, но не слышать то, что предполагалось услышать. Этот феномен получил распространение в связи с немым кино. У Рабле Панург, спросив у панзуйской сивиллы, должен ли он жениться и станет ли рогоносцем, наблюдает за тем, как она бросает в огонь полвязанки вереска и сухую лавровую ветку: «Она молча стала смотреть, как все это полыхает, и вскоре удостоверилась, что горение совершается бесшумно, не производя ни малейшего треска»⁹⁸. В данном случае этот магический феномен визуального изолята представлен в качестве дьявольщины.

Мы дали ему название, производное от греческого корня: «афориб».

3. Звук и равновесие сил

Звук также может быть символом гармонии, равновесия сил. Так, согласно мифу, принц Сиддхартха, будущий Будда, пытавшийся положить конец страданиям при помощи жестокой аскезы, выбирает иной путь, услышав, как один музыкант наставляет своего ученика: струна, если натянуть ее слишком сильно, рвется, а если натянуть слишком слабо, не будет звучать. Сиддхартху посещает озарение «срединного пути».

Восприятие точного интервала устанавливает отношения между нашим ухом и реальностью. Универсальность октавы свидетельствует о соответствии между внутренним и внешнем, которое кажется нам чудом. Наше ухо — это правильно резонирующий инструмент, и, возможно, если бы не физические ограничения, он слышал бы гармонию небесных сфер, вечное молчание которых стало бы тогда высшей музыкой. Той самой, которую всю жизнь мечтал услышать композитор Оливье Мессиан, считавший свою собственную прекрасную музыку лишь робкой попыткой создать «прообраз» этой иной музыки.

В таком случае звук оказывается одновременно олицетворением ограниченности наших чувств и единственной дверью, через которую они подводят нас к тому, что мы сможем уловить на высшей стадии познания или «пробуждения».

4. Звуки по ту сторону звука? Миф, реальность, шарлатанство

Немой голос, тема, знакомая как мистикам, так и поэтам (например, Ламартину), голос камня — тот, что мы не слышим, самый прекрасный и красноречивый из всех голосов.

Тема звука, которого не слышно, по-прежнему обладает притягательной силой: в своей экологической версии она представлена шумами, которые природа, похоже, не дает услышать нашему обыденному слуху, но которые мы представляем в качестве ее тайн, которые она готова открыть своим терпеливым возлюбленным.

Например, шум растущей травы должен быть тайной травы.

В работе «Прогулка слушателя»⁹⁹ мы ввели термин «негативный шум». Молчание гор или других обширных природных ландшафтов в силу наших перцептивных связей и рефлексов мультисенсорной ассоциации должно выражаться для нас в своеобразном антизвуке изменчивой силы — звуке, который представляется еще более сильным из‐за громадных размеров немой массы. Такое ментальное восприятие негативного шума вполне может объясняться физическим и нейронным устройством нашего организма, но в нем также следует видеть мифическое значение.