Звук воды

Плотина, Минэкити и Тобита были неделимым триединством.

Выступления Минэкити становились все неистовей, и слава о его «огнепышущих лекциях» шла по всей Японии. То, что он говорил, находило отклик в простых сердцах. И немудрено, что только во время своих выступлений, чувствуя, как волнение охватывает людей, Минэкити бывал по-настоящему счастлив.

Консервативное правительство рухнуло, наступила эпоха военного произвола. Выступления Минэкити становились все более патриотичными, у него появилось много новых сторонников, он сделался народным героем. Но чеки, раздаваемые им направо и налево, разумеется, оплачивал Тобита.

Плотины вырастали повсюду одна за другой, однако до тех, что строились в Корее и Маньчжурии, было уже не дотянуться.

После войны дружба между постаревшими Минэкити и Тобитой сделалась еще крепче. И Минэкити все так же отправлялся в Токио, наводя ужас на электрические компании.

Капитал Тобиты перевалил за миллиард йен, и он стал самым богатым человеком в Хокурику[27].

ПИОНЫ

Нежданный друг пришел ко мне с неожиданным приглашением. Он предлагает мне пойти полюбоваться пионами в Пионовый сад. Мой друг Кусада живет неизвестно где и неизвестно чем занимается. По слухам, он связан с неким политическим движением, но это не наверняка. Маленький, с цепким взглядом, он переполнен шутками и знает все на свете.

В два пополудни мы выходим из дому и после двух пересадок оказываемся среди других пассажиров пригородной электрички, на которой я никогда раньше не ездил. Самое начало мая, выходной, на небе ни облачка.

Возле полустанка нас ждет большой автобус. Он направляется отсюда в один из портовых городков префектуры Канагава. Автобус — суть новехонькой бетонной дороги, которая выглядит гораздо привлекательней, чем городская асфальтовая.

— Это военная дорога. Ее совсем недавно построили, — по ходу дела объясняет мне мой друг-всезнайка.

В придорожном пруду, не обращая ровно никакого внимания на проезжающий рядом с ними автобус, ловят головастиков выехавшие на пикник мальчишки. Стоят, наклонившись над водой в закатанных до колен штанишках, — только торчат рядком их маленькие попки.

В какой-то момент мы выходим из автобуса. И сразу же видим огромный указатель: «В Пионовый сад». Тропа петляет между огородов, но график есть график — то и дело приходится уступать дорогу возвращающимся из сада людям, которые небольшими группками идут нам навстречу.

Баклажановый питомник. Цветущий лук. По другую сторону тропы — небольшое, освещенное солнцем до самого дна болотце, и нам отлично видно, как шныряют между водорослей юркие головастики. А прошлогодних лягушек не видно, но то тут, то там раздается их кваканье. Часть болотца отгорожена. На отгороженной площадке крестьяне моют молодой дайкон[28]. Мы наблюдаем, как двое мужчин в доходящих почти до середины бедер высоких резиновых сапогах сосредоточенно трут продолговатые корнеплоды и, поочередно нагибаясь, кладут вымытую редьку на дощатые мостки.

— Удивительно, насколько эротична эта свежевымытая белизна, — говорю я.

— Ага, — рассеянно отвечает мне на это Кусада и резко прибавляет ходу. Он так стремительно двигается, что, когда мы гуляем с ним вдвоем по городу, я нередко теряю его в толпе.

Тропинка идет в гору и выводит нас к спрятанным среди деревьев воротам, на которых читаем надпись: «Пионовый сад, Кацура-га-Ока».

Заплатив за вход, мы проходим через ворота. И нам открывается вид на яркое цветочное поле, поле пионов, по которому по двое и по трое прогуливаются пришедшие полюбоваться на цветы посетители.

Тропинки делят сад на небольшие участки. По периметру этих участков посажены разные цветы: анемоны, азалии, ирисы… У каждого пиона стоит деревянная табличка с красивым названием.

Римпо:

Кинкаку — Золотой Павильон.

Фусо-но-Цукаса — Государственный Муж из Земли Фусо.

Ханадайдзин — Министр Цветов.

Суиган.

Касуми-га-Сэки — Туманная Застава.

Тёраку — Вечная Радость.

Гэндзёраку.

Нисики-но-Кагаяки — Сиянье Парчи.

Цукисэкай — Лунный Мир.

Алый Римпо похож на большой бархатный шар. Нежно-розовые по краям лепестки Тёраку ближе к сердцевине набирают цвет, становясь ярко-пунцовыми. И над всём этим — белая шапка Цукисэкай, на которую направил свой объектив опустившийся перед цветком на колени фотолюбитель. Немного позади стоит художник и делает карандашный набросок.

Однако повсюду уже видны признаки увядания — у отцветших пионов скрученные лепестки полыхают кармином, желтые тычинки съежились, высохли листья, но, даже высохнув, они сохранили резное изящество тонких прожилок. У некоторых — лепестки опали. Но есть и другие пионы: вот невысокий куст, сочно-зеленые стебли которого увенчаны гирляндой белоснежных соцветий, а вот одинокий пион высотой в один сяку[29] привязан к подпорке.

— Я хочу сделать у себя что-то похожее. — Недалеко от нас негромко переговаривались две женщины, на вид старые девы.

— Но для этого нужно, как минимум, столько же места.

— Придется как следует прополоть участок.

Требуя внимания, Кусада похлопал меня по плечу.

Я отвлекся от цветов.