Звуки музыки

— Все же кое-чего вам недостает, и я не могу указать вам, чего именно. Это нечто между вами и публикой. Но я знаю, что если вы очень постараетесь, вы поймете, что это.

Мы не могли отделаться от этого слова — «недостает». С этого момента мы следили за всем, что нам приходилось делать. Очень критически. После каждого концерта мы садились вместе и обсуждали. Было ли это появление или уход со сцены, наша манера стоять на ней, улыбаться и кланяться? Георг, наш самый верный помощник и компаньон в концертном бизнесе, каждый вечер сидел в первом ряду и потому добавлял свои наблюдения. Но время шло, а мы знали, что все еще не нашли этого. Концерты были успешны, очень успешны. Людям они нравились, и они говорили об этом, но…

Мы направлялись к Лос-Анджелесу и ехали по 66-му шоссе. Самым большим событием в этой поездке для нас была наша первая встреча с индейцами, настоящими индейцами, о которых мы столько читали в Европе. Мы все были воспитаны на Карле Мае — немце, написавшем множество книг об этих знаменитых героях Дикого Запада. Его книги с жадностью пожирал любой мальчишка и многие девочки, и каждый из нас когда-то плакал по Виннету, великому вождю апачей. И теперь мы должны были встретить его кровных братьев. Наши сердца долго бились сильнее, перед тем как мы приехали в Нью-Мексико. Но наконец карта сообщила: «Пуэбло Лагуна», и я изготовилась с аппаратами для кино и фотоснимков.

Наконец я спросила водителя:

— Когда же появится Пуэбло Лагуна?

Он небрежно ответил:

— О, мы проехали ее добрых десять минуть назад. А что?

— Проехали? Индейцев? Наших первых индейцев? Просто проехали, и все?

Я была так разочарована, что чуть не заплакала. Я ушла назад, в самый конец автобуса, чтобы скрыть свои чувства. Но над водительским местом было зеркало, и глаза шофера спокойно могли видеть, что происходило во мне. Ему было искренне жаль. Никогда в жизни он не думал, что кто-то может хотеть сфотографировать индейцев — что-то такое непрогрессивное. Впрочем, она ведь фотографировала и негров, разве не так? Он развернул автобус, мы поехали обратно, в Пуэбло Лагуна и там встретились с нашими первыми индейцами — приятными дружелюбными людьми, смотревшими на нас с таким же любопытством, как и мы на них. Они тоже никогда не видели австрийцев в их национальных костюмах. Мы восхищались их замечательной церковью, купили кое-какие из их причудливых гончарных изделий, и спели для них несколько австрийских народных песен, а мне разрешили фотографировать дрожащими от волнения руками. Я сделала фотографию маленького Иоганнеса с его светлыми локонами, обнявшегося с маленьким мальчиком-индейцем такого же возраста, с прямыми, иссиня-черными волосами. Было что-то такое в индейцах, что глубоко тронуло нас в этот первый раз, и потом всегда, когда мы встречали их, мы чувствовали в них что-то величественное и грустное. Между нами пролегло странное чувство симпатии и понимания.

Во время этой поездки мы видели некоторые из поражающих своим великолепием явлений природы: Раскрашенную Пустыню, Окаменевший Лес, Великий Каньон, песчаную пустыню Калифорнии. В каждом из этих мест мы проводили мало времени, но с каждым днем росло наше восхищение этой страной чудес.

Потом мы приехали в Лос-Анджелес, «пригород Голливуда», и были разочарованы. Почему-то на всей территории вокруг Голливуда развился мир фильмов, и атмосфера была искусственная и ненатуральная.

Затем мы увидели Тихий океан, впервые на своем пути достигнув побережья, направляясь к Сиэтлу. В Санта-Барбаре мы провели замечательный день с Лоттой Лехман. Индейские миссии, красные деревья, Йоземайтская долина, Секвойский национальный парк, Мост Золотых Ворот, еще красные деревья, и, наконец, лагуны Орегона, пики заснеженных гор и прекрасный залив Сиэтла — все это было как сон: безбрежность страны и ее богатств, ее первозданная красота и гордый дух.

Мы давали множество концертов, и все еще искали потерянное звено.

Затем мы направили свой путь обратно и наконец приехали в Денвер, штат Колорадо. Нас заранее предупредили, что общество, организовавшее наш концерт, обладало исключительно утонченным музыкальным вкусом и ожидало очень классической программы. Вот что они должны были получить. Мы исключили баллады и народные песни и составили программу из лучших наших номеров музыки классического типа. В конце исполнения я почувствовала неожиданную симпатию к тем немногим среди слушателей, кто мог не обладать таким утонченным музыкальным вкусом, как остальные.

Вместо того, чтобы поклониться, я прошептала отцу Вазнеру:

— Я хотела бы сейчас спеть «Jodler» [18].

Так как этого не было в программе, нужно было объявить. Все объявления требовали дополнительных усилий, каждый раз сопровождаемые краской смущения.

Я выступила вперед и сказала:

— Сейчас мы споем на «бис» один из горных зовов, звучащих в австрийских Альпах, известный как «Jodler», — и мы запели.