Звуки музыки (ЛП)

— Это Бёзендорфер Империал 1878 года, привезен из Вены, — с полуулыбкой произнес Люциус, когда Гермиона благоговейно приблизилась к роялю и пробежалась пальцами по крышке. — С ручной росписью. Он был подарком для моей бабушки.

— Потрясающий рояль… — хрипло прошептала пораженная Гермиона. — И на нем до сих пор можно играть?

Люциус наклонил в знак согласия голову, а затем присел на табурет. Слегка согнув пальцы и положив ногу на педаль, он заиграл. Причем, с легкостью, которая по-настоящему удивила ее. Ловкие пальцы, казалось бы, едва касались клавиш, когда мягкая, текучая мелодия наполнила воздух. Словно завороженная, смотрела Гермиона, как он играет — глаза Люциуса были прикрыты, а голова еле заметно двигалась в такт музыки. На губах у него была такая мягкая улыбка, что Гермиона почувствовала себя тронутой. Люциус Малфой выглядел сейчас не просто расслабленным, нет… Он выглядел почти счастливым.

А Люциусу казалось, что он отпустил себя на волю, потерявшись в музыке, которая пришла к нему из самых далеких, самых чудесных воспоминаний.

«Как же давно это было… Как давно я позволял себе это простое удовольствие — играть на рояле».

Он не совсем понимал, что именно заставило его решиться сыграть сейчас. Кто знает… Быть может, ему захотелось показать этой настырной молоденькой грязнокровке, что есть в нем что-то другое… что-то большее, чем сущность бывшего Пожирателя Смерти. А может, самого обуяла незваная ностальгия. Но вот только… закрыв глаза, Люциус почти видел нотные записи, что неспешно танцевали у него в голове. И звуки чудеснейшей музыки текли из-под пальцев легко, ласково и как будто обволакивали душу.

Когда же мелодия подошла к концу, он неожиданно ощутил себя родившимся заново и наполненным чем-то необъяснимым, но удивительно прекрасным. Люциус открыл глаза, чтобы заметить, как Гермиона приближается к нему. Защитная реакция сработала мгновенно: вскинув руку, он сразу же схватил ее за шею и поднялся с табурета. И тут же почувствовал, как судорожно сжимается эта тонкая, почти цыплячья шейка, как тяжело сглатывает Гермиона и как ее протянутая рука… легонечко касается его лба. Эта нежнейшая ласка почти сбила с ног, приведя в состояние ступора. Все еще держа ее за горло, Люциус непонимающе нахмурился.

А Гермиона выглядела смущенной, но совсем не испуганной. Ее маленький розовый язычок медленно скользил по нижней губе, когда кончики пальцев касались его носа, потом линии скул и наконец дотронулись до неровного белого шрама возле самого уха. Никогда раньше Гермиона не замечала его, и подумала, что, наверное, горькая отметина появилась в последнюю войну.

Губы Люциуса сжались в тонкую линию. Рука на мгновение чуть стиснула горло еще раз, а потом… Потом он внезапно привлек ее к груди и накрыл рот своими губами. Ни тогда, ни после Люциус не мог объяснить себе, что заставило его в тот момент поцеловать Гермиону Грейнджер. Знал только, что по-другому поступить не мог. Рука скользнула по шее уже мягче, а другая обхватила Гермиону за талию, пока он безжалостно мучил ее неожиданно нежный и пылко отвечающий ему рот.

Люциус словно грабил этот рот языком, жадно наслаждаясь его вкусом. И его ненасытность заставила Гермиону замереть, затаив дыхание и бездумно сжав его плечи. Ну не возникло у нее ни малейшего сопротивления, ни желания освободиться от объятий Люциуса Малфоя.

«Может, я сошла с ума? — коротко мелькнуло у нее в голове. — Потому что… я не хочу. Не хочу больше быть в других объятиях. Только в его…»

Их потребность друг в друге стала вдруг невыносимой, и Гермиона уже рвала пуговицы на его рубашке, отчаянно пытаясь поскорее расстегнуть ее. Дотронуться до обнаженной кожи Люциуса хотелось неимоверно. И он тоже не уступал в страстности, стремительно стаскивая с Гермионы одежду. Оставшись полностью обнаженной, она сбросила туфли на низеньком каблучке и мысленно возблагодарила теплую весеннюю погоду за то, что та позволила не надевать сегодня чулки.

Сорвав наконец-то с себя рубашку, Люциус потянулся к полушариям груди: продолжая мучить поцелуями ее губы, теперь он принялся и за грудь, легонько сжимая, поглаживая или играя с сосками. Тяжелое дыхание, перемежающееся мучительными и сладкими стонами, рычанием Люциуса, всхлипами Гермионы — все это звучало в пространстве комнаты некоей эротической симфонией, что сопровождала их жажду.

Гермиону ни капли не волновало, что обнаженной она стоит посреди музыкального салона Малфой-мэнора в объятиях одного из самых знаменитых Пожирателей Смерти. Все, чего хотелось, это хоть немного облегчить боль, сжимающую внутренности тугим узлом, и хоть немного погасить огонь, пожирающий ее изнутри. И вздрогнула, когда Люциус потянул ее за запястье и прижал ладошку к своему напряженному увеличившемуся члену. С губ обоих слетели глухие нечленораздельные звуки — это Гермиона обхватила его рукой и чуть-чуть сжала.