Звуки родного двора

Из пятиминутного Динкиного разговора четко прослушивались слова «очень соскучилась!», «родная», «страшно хочу видеть», «милая моя». Еще было понятно, что теперь она с Мухаммедом будет жить в Канаде, скоро у них родится ребенок, что все готово с визой и совсем скоро заберет маму. Это означало, что Аня потеряла Динку навсегда.

В тот вечер она затеяла преждевременную генеральную уборку в доме.

– Еще две недели до праздника. Аня, успеешь прибраться, – удивилась Майя Федоровна.

Но она не слышала маму, потому что готовилась не к встрече Нового года, а мытьем окон, дверей, полов старалась отвлечься, заглушить обиду, тоску, разочарование, неустроенность и душевное одиночество. Прибирая комнату Николая Георгиевича, Аня наткнулась на открытый сейф.

– Странно, отец даже ключи никогда не оставлял, – пронеслось в ее голове.

Не давая себе отчета, она машинально перебрала содержимое сейфа: коробочки с наградами отца, письма, документы. Николай Георгиевич прошел всю войну, брал Берлин, и Аня гордилась им, когда он, участник Второй Мировой, рассказывал в школе о памятных сражениях, изменивших мир, когда ученики разглядывали в отце далекое, но вдруг такое близкое прошлое. Николай Георгиевич особо наградами не кичился, считал, что время было настолько трудным, что каждый, кому довелось в нем жить и выжить, уже был герой. Коробочки с медалями лежали на документах и постаревших вырезках из газет и журналов с хроникой о Великой Отечественной войне. Среди множества бумаг Аня увидела пожелтевшую от времени фотографию. Изображенная на ней девочка лет пяти привлекла ее внимание и заинтересовала. Аня догадывалась, что у ее отца от первого брака где-то растет дочь, но ничего о ней не знала. Она рассматривала фотографию и размышляла:

– Где-то я видела это лицо, но где?

Аня еще находилась под впечатлением телефонного разговора с Динкой. Ее внимание было рассеянно, она никак не могла сосредоточиться и напрячь свою память. Неожиданно для себя она взяла фото, положила его в задний карман льняных брюк и вышла из комнаты. Позже, перед сном, достала снимок и, пристально всматриваясь в черты лица, стала перелистывать в памяти знакомые лица. На обратной стороне нашла короткую надпись: «Настя Видова. 5 лет».

Изучая лицо девочки, вдруг поняла, что она когда-то встречала лицо с большим родимым пятном на левой щеке и шее, точь-в-точь как на фото у девочки.

– Но где, где я видела это лицо с большим родимым пятном? Неужели в школе? Не может быть! – рассуждала она, потому что помнила каждого ученика в лицо. – Тогда где?

Заснуть уже не пыталась. Знала, что все усилия и старания бесполезны.

Под утро Аня распахнула окно в сад. Земля только готовилась к зиме. Скоро, независимо от ее проблем и желаний, выпадет первый снег. И все вокруг станет празднично белым и чистым.

– Неприятности меня больше не страшат. Новый год принесет и новую жизнь, – рассуждала она, глядя на одиноко стоящую яблоню.

Слабый утренний ветерок коснулся ее голых веток, и все дерево слегка качнулось, как бы соглашаясь, что будет именно так, как желает Аня. Сон пришел сам и заполонил всю комнату. Проснулась Аня далеко за полдень.

– Не захворала? – у изголовья кровати стоял Николай Георгиевич.

– Ну что ты… сегодня воскресенье… немного расслабилась, – улыбнулась она на вопрос отца.

Верный вылез из-под кровати и жалостно уставился на хозяйку, дескать, совсем меня забыла и не замечаешь.

– Сегодня, дружище, пойдем гулять, – неожиданно заявила Аня.

Верный радостно заскулил.

– Собака, а понимает с полуслова, – отметила Аня, – не то, что некоторые…

Кого конкретно подразумевала под «некоторыми», она не знала.

– Кофеечку хлебнем и пойдем.

После этих слов Верный ринулся к двери.

Майя Федоровна и Николай Георгиевич не обременяли Аню лишними расспросами: куда и зачем пошла. Раз пошла – значит, так надо. Единственное, о чем просили, – звонить, когда задерживается.

– Куда собралась, дочка? – вдруг спросил отец.

– К морю… прогуляться, – ответила Аня, удивленная вопросом, хотя не определилась в маршруте прогулки.

– Зачем берешь собаку? – спросила ничего не понимающая Майя Федоровна.

– Просто так, – ответила Аня и, охваченная волнением, посмотрела на родителей. Впервые она заметила, как сильно они сдали. Аня с ужасом вздрогнула, ее сердце взбунтовалось против природы старения, она ясно ощутила жизнь как мгновение. Еще вчера она была далека от катастрофических ощущений, еще вчера в ней жила уверенность в завтрашнем дне, надежда на проблески счастья. И вдруг из ниоткуда пришло это отвратительное ощущение мимолетности жизни, когда, как в кино, перематываются прожитые годы, а в конце мелькают титры и последнее слово «конец».

На мгновенье Аня замерла, осознав, что из жизни уходит смысл. Кто она? Зачем живет? Она смотрела на состарившихся родителей, словно ждала от них ответа на вопросы. Они болезненно воспринимали неустроенность дочери, особенно Николай Георгиевич.

– Умрем, останешься одна, – сказал он как-то Ане после пятой стопочки… Потом были другие слова, полные обид и горечи, в которых истина одна: отец мечтал о внуках.