Звуки родного двора

– Наслышана, наслышана о ваших подвигах! – гневно заявила Зверева, злобно глядя на Петьку с Лизкой. – Пожалуйста, читайте, – не оставляла свой поучительный тон Людмила Леонидовна, тыча листком бумаги перед лицом Петьки, – вчера мне это заявление принесли и попросили принять меры… Здесь, как видите, подписи не только со стороны силовых структур, но и общественных организаций! Я неоднократно предупреждала, что ваше дело – отснять и описать то, что видите. Вас никто не просил давать свои комментарии, тем более – хамить представителям власти. Для нашего телевидения политика, линия, идеи администрации – святы!

– Господи! Для вас человек ничего не значит, тысяча людей – тоже мелочь. Главное – идеи, линия! В услугу им, идеям, уничтожали пятую часть населения три раза за столетие. Похоже, все повторяется. За окном 21-й век, а наш край по-прежнему – красный пояс, – задыхаясь, стала возражать Лизка.

– Коренева! Коренева! Я вас неоднократно предупреждала. Вы своей никому не понятной демократией полностью разложили Кичко.

– А я что Вам – маленький мальчик? – сказал Петька, слегка покраснел и опустил голову.

– Самое важное, чему должен научиться человек, – это умение отстаивать свою личность во всем: в мыслях, в поступках, в образе жизни, в праве, наконец, на маленький клочок земли. Человек должен, обязан быть свободным. Это формула жизни, которую вы, Людмила Леонидовна, к сожалению, никогда не поймете.

– Коренева… Коренева… Я думаю, вам надо… – пыталась вставить свое веское слово Зверева.

– А вы, вообще, думать умеете? Да, кстати, вам заявление об уходе – сейчас или завтра?.. Все равно судьба всех моих последующих сюжетов, судя по сегодняшнему разговору, предрешена!.. – уже не говорила, а кричала Лизка.

Она встала из-за стола, вытащила из сумки кассету с отснятым видеоматериалом о детском доме и положила ее перед самым носом Зверевой. Вместе с кассетой она случайно зацепила найденную в траве вывеску. Придерживая ее у груди, Лизка выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью, затем на гвоздик, вбитый рядом с табличкой «Главный редактор», прикрепила еще одну: «Осторожно! Злая собака!» и спустилась к выходу.

Ей хотелось бежать далеко-далеко и молчать, молчать, молчать… Она быстрым шагом шла по набережной. Время для Лизки остановилось. Все вокруг было неузнаваемо: улицы, киоски с цветами, лица людей. Тревожные чувства тоски и страха исчезли, осталась обида. Обида за то, что была не услышана, не понята. «А собственно говоря, на что я рассчитывала? – рассуждала Лизка, – ведь было бы наивно полагать, что дорога журналиста усыпана алмазами. Напротив, это путь, пройти который дано не каждому. Он доступен лишь избранным, тем, у кого хватает настойчивости, целеустремленности создать на нем самого себя. Он посилен настоящей личности, способной примерить на себя такие понятия, как честь и совесть, не выходящие из моды в разные времена и эпохи. Этот болезненный путь доступен лишь тем, кто способен ради правды смотреть смерти в глаза. Их мало, но они есть…»

– Настоящий журналист – это от Бога! Ему нет покоя ни днем ни ночью. А как же иначе? – успокаивала себя Лизка, но от решения покинуть не профессию, а Звереву – не отреклась.

Лизка шла по набережной куда-то в пространство… Обида, затаившаяся в ее душе, постепенно таяла, но ее еще было достаточно, чтобы лечь где-нибудь у моря и… умереть.

Лизка вышла к маяку – самому красивому месту в городе. Внизу величественно раскинулось море. Сегодня оно не будоражило, не волновало, а, напротив, успокаивало… Настроение свободной стихии передалось ей. Она вспомнила о встрече с Сонькой. Лизка спустилась по лестнице к морю и направилась в условленное место, на встречу с подругой. Высокий берег Лизка с Сонькой любили. Здесь отдыхающих было меньше, море чище и пахло детством, потому что проходило оно в летние дни в основном на Высоком берегу. Лизка не успела забежать домой за купальником, поэтому, не снимая платья, присела на нагревшиеся за день камни, которыми был усыпан весь берег.

Маленькие ласковые волны приятно щекотали уставшие за день ноги. И только одна из них осмелилась обрызгать ее всю. От такого «хамства» Лизка улыбнулась. Все платье намокло, но настроение поднялось.

– Господи! Как хорошо, что у меня еще есть дом, родные мне люди – и все это в самом замечательном городке у Черного моря! – думала она, и ее горести вместе с волнами уплывали далеко-далеко.

Кто-то сзади ладонями закрыл ее глаза. Она резко обернулась и увидела смеющуюся подругу. Рядом с ней стояли Серега и незнакомый Лизке паренек неопределенного возраста.

– Ну, рассказывай! Что стряслось?

– Ничего! – возразила Лизка.

– Неправда! Что-то не так. Меня не проведешь.

– Я подала заявление.

– Надеюсь, в загс?

– Не надейся. За сутки б не успела… Я уволилась. Пополню славные ряды безработных.

– Лучше б ты пополнила число замужних, – посоветовала Сонька.

– Понятно. Паренька для очередного знакомства привела, – догадалась Лиза.

– Лиз! Парень – замечательный! – загадочно закатив глаза, прошептала Сонька.