Мой вопль остался без ответа — тихо и безлюдно. Я подбежала к двери… тяжелой, обитой гвоздями, которая так восхищала Рому. Я стучала в дверь, крутила и трясла ручку, — тщетно. Я заперта в горящем доме. Заперта! Снова бросившись к окну, я закричала изо всех сил, потом вернулась к двери и опять стала трясти ручку. Дыма уже было столько, что я плохо видела и начала задыхаться.
И вдруг мое сердце подпрыгнуло от радости: снизу раздался крик. Я закричала в ответ:
— Сюда! Я здесь!
Жар и дым невыносимы… Еще немного, и я задохнусь.
И тут я ощутила еще чье-то присутствие. Кто-то коснулся моего лица. Меня тянули чьи-то нетерпеливые руки.
— Быстрее! Бежим! Бежим со мной! Я не могу нести вас.
Голос Алисы. И руки Алисы… и меня потащили через раскаленное помещение.
Я лежала в прохладе и слышала голоса:
— Ты в порядке. Ты в порядке.
Затем меня подняли, наверное, в экипаж, потому что потом раздалось размеренное цоканье лошадиных копыт.
— Если бы не Алиса, Господь знает, что было бы с вами, — сказала миссис Линкрофт.
Я лежала в постели; доктор осмотрел меня, прописал успокоительное, и миссис Линкрофт распорядилась, чтобы меня не беспокоили. Алиса, как ангел-хранитель, сидела у постели, полагая, что если она спасла мне жизнь, то ее обязанность и дальше защищать меня.
— Все, что вам нужно сейчас, — это отдых, — продолжала ее мать. — Вы пережили сильное потрясение.
Итак, я послушно лежала в постели и думала о записке Годфри, и о Роме, вышедшей из дому и больше не вернувшейся… и о том, что меня заманили туда, заперли и я могла погибнуть.
Годфри! — думала я и видела его лицо. И одновременно это было лицо Нэйпира… и оба они, смеясь, склонялись надо мной. “Никому не доверяй, — сказал внутренний голос. — Никому и никогда.”
Алиса прошептала:
— Теперь все в порядке, миссис Верлен. Все уже кончилось. Вы у себя дома и в безопасности.
Алиса стала героиней дня. Она даже внешне изменилась и выглядела довольной. Но не только это: она слегка опалила брови и обожгла левую руку, когда сбивала пламя, охватившее мое платье.
— Она выказала удивительное присутствие духа, — отметила миссис Линкрофт с полными слез глазами. — Я так горжусь моей девочкой.
Алиса сказала:
— Я не сделала ничего особенного, на моем месте так поступил бы любой. Я шла в школу взять забытый учебник истории, который понадобился мне для домашнего задания. Какая удача, что я его забыла в то утро! И тут увидела, что горит дом и побежала посмотреть… и услышала, как миссис Верлен кричит…
Джон Даунс, один из садовников в Ловат-Стейси, оказался рядом. Услышав крики Алисы, он бросился за ней следом к домику, но будь один, прибежал бы слишком поздно: он-то и помог Алисе, когда та вытаскивала меня из огня.
— Как раз вовремя, — говорили все вокруг.
— Право слово, миссис Верлен просто сказочно повезло. Что же касается юной Алисы Линкрофт, то она, клянусь, заслуживает медали.
Физически я не пострадала, но еще не оправилась от нервного потрясения и оставалась в постели несколько дней.
Я чудом выбралась из пламени. Алиса спасла мне жизнь. Она сидела у моей постели все эти дни, будто охраняя. Просыпаясь от беспокойного сна, я все время видела ее ясное безмятежное личико. Она сияла и явно гордилась той ролью, которую сыграла в моем спасении.
Но были и проблемы.
Среди приходивших навестили меня Нэйпир и Годфри. Взгляд Нэйпира долго оставался со мной. В нем столько заботы, что одно только воспоминание действовало на меня, как хорошая доза лекарства. Годфри тоже приходил. Годфри… Он был полон внимания, но я помнила, что теперешнее наше свидание явилось следствием записки, которой он зазвал меня в домик.
Он сел у моей постели, и я спросила:
— Почему вы послали мне записку?
— Какую записку? — удивился он.
— В которой просили меня прийти в домик.
Он посмотрел на меня совершенно беспомощно.
— Это страшное потрясение для бедной миссис Верлен, — сказала миссис Линкрофт. — Доктор велел отдыхать несколько дней. У нее бывают… ночные кошмары.
Да у кого бы их не было после такого!
Годфри был совершенно сбит с толку, и, когда я еще раз спросила его о записке, он перевел разговор на другое.
Меньше чем через неделю я оправилась, хотя сны о домике все еще снились: иногда, засыпая, я все еще видела себя в той комнате наверху… запертой… а внизу какое-то чудовище подстерегало меня, чтобы убить. Я кричала, я звала на помощь и от страха просыпалась в холодном поту.
Доктор говорил, что это естественно. Происшедшее явилось для меня сильнейшим потрясением, но кошмары со временем пройдут. Мне следует стараться не думать о том испытании в домике.
Я искала записку, но не могла найти, и опять обратилась к Годфри за объяснениями.
— Я не писал никакой записки, — заявил он.
— Но я видела ее своими глазами. Именно поэтому и отправилась в домик.
Он покачал головой.
Я продолжала раздраженно:
— Она была адресована мне, и в ней сказано, насколько я помню: “Дорогая К., хотелось бы встретиться с вами сегодня в 18.30. У меня есть для вас нечто важное. Г.У.”
— Я никогда не писал такой записки.
— Тогда кто же ее написал?
Он в ужасе уставился на меня.
— Где эта записка?