— Ну и, разумеется, — продолжала она, — это ведь ваша игра до такой степени взволновала Вильяма, что он расхворался.
Я сказала с уже нескрываемым раздражением:
— Повторяю, что играла только приготовленные мне ноты.
Ее глаза неожиданно засверкали — этакими голубыми острыми огонечками, выглядывающими из морщинок.
— Ну да, ну да… но кто же подложил именно эту пьесу, как вы думаете, миссис Верлен?
— Сама хотела бы это знать.
Сибилла замерла на мгновенье, и я поняла: сейчас она наконец скажет то, с чем пришла ко мне.
— Я помню тот день, когда она умерла…
— Кто? — спросила я.
— Изабелла. Она играла весь день. Это была новая пьеса. Она как раз только получила ее фортепьянную обработку. “Пляска Смерти”. Сначала она просто напевала, без музыки, и мелодия звучала так сверхъестественно… “О пляска Смерти!” — мурлыкала она. А потом начала играть и все время, пока играла, думала о смерти. А потом взяла ружье и ушла в лес. Вот почему он не может слышать этой пьесы. И сам никогда бы не поставил ее вам, миссис Верлен. Это сделал кто-то другой.
— Интересно, кто? — Она засмеялась и я спросила: — Вы знаете?
Она опять закивала, как болванчик.
— О да, миссис Верлен, конечно, знаю.
— Это был кто-то, желавший расстроить сэра Вильяма… вызвать потрясение. А он больной человек!
— Да что вы! — сказала она. — А зачем же он тогда притворялся этаким добродетельным знатоком музыки? Он совсем не такой, и не был никогда таким. Это я могу вам сказать. Так что почему бы ему и не испытать потрясения?
— Но оно же могло убить его. Его нельзя расстраивать.
— А вы думали, что это был Нэйпир. Они повздорили, и он пригрозил Нэйпиру, что снова отошлет его. Вообразите только! Нет, надо было с подобными волнениями кончать. Почему это Нэйпир должен уезжать? Почему это сэр Вильям позволяет себе так долго притворяться хорошим человеком? Нет, пора настала…
— Мисс Стейси, — сказала я, — неужели это вы подложили мне ноты?
Она пригнулась, как нашкодивший ребенок, и кивнула.
— Ну, теперь-то вы понимаете, — сказала она, — что не должны слишком плохо думать о Нэйпире?
Она безумна, подумала я, и опасна в своем безумии. Но сейчас я была уже рада, пригласив ее к себе. По крайней мере, хоть в этом он не был виноват.
Я не переставая думала о мозаике и не могла отделаться от мысли, что мы наткнулись на что-то важное. Снова и снова я приходила на развалины и бродила там, думая о Роме, пытаясь вспомнить, что она мне рассказывала. И однажды встретила там Нэйпира.
— Вы снова стали приходить сюда, — сказал он. — Я так и думал, что встречусь с вами.
— Значит, вы меня видели?
— Часто.
— И разумеется, втайне от меня? Неприятно, знаете ли, когда за тобой потихоньку наблюдают.
— Ничего неприятного в этом быть не должно, — отпарировал он, — если вам нечего скрывать.
— А многие ли из нас так добродетельны, что им нечего скрывать?
— Речь совсем не о добродетели. Можно заниматься честным и даже почетным делом, которое требует… скажем, некоторой анонимности. И в этом случае, конечно, неприятно, если за тобой начнут наблюдать.
— Например…
— Например, приехать инкогнито в какое-нибудь место, чтобы разгадать тайну исчезновения сестры.
— Так вы знали!
— Выяснить это не составляло большого труда.
— Как давно?
— Сразу после вашего приезда сюда.
— Но…
Он рассмеялся.
— Я же сказал, это было совсем нетрудно. Очень хотелось узнать о вас как можно больше, а знаменитый муж значительно упростил все дело. Знаменитый муж, да и сестра, достаточно известная в определенных кругах… Так что, надо признать, задача оказалась несложной.
— Почему же раньше не сказали мне об этом?
— Это бы сильно смутило вас, да и к тому же я предпочитал, чтобы вы сами сознались, кто вы.
— Но если бы я созналась, мне не разрешили бы приехать сюда.
— Сказать надо было только мне, и никому больше.
— И что же вы теперь намерены делать?
— То же самое, что и до сих пор.
— Вы сердитесь на меня?
— Зачем бы я стал вдруг сердиться на вас, если я с самого начала все знал.
— Вы посмеиваетесь надо мной?
— Я восхищаюсь вами.
— За что?
— За то, что приехали сюда… за то, что так любили свою сестру, что ради нее смогли не отступить перед грозящей вам опасностью.
— Опасностью? Какая же опасность могла мне грозить?
— Тем, кто пытается выяснить, что произошло с возможной жертвой убийства, часто грозит опасность.
— Кто сказал, что она была убита?
— Я сказал “возможной”. Вы ведь не станете отрицать, что это возможно.
— Вряд ли кому-то могло прийти в голову убить Рому.
— Так говорят о большинстве убитых. Но откуда вам знать, какие у сестры были тайны? Вы не могли знать всю ее жизнь.
— Я и в самом деле знала очень мало.
— Вот видите. Вы очертя голову ринулись в опасность, и я восхищаюсь вами…
Он приблизился, и в глазах его я прочла такое неистовое желание, что стало тревожно и захотелось его успокоить.
— Вам, конечно, пришло в голову, — продолжал он, — что два исчезновения в одном и том же месте не могут быть случайностью.
— Такой вывод напрашивается сам, — согласилась я. — И он, действительно, пришел мне в голову.
— Как вы думаете, что случилось с вашей сестрой?