Библибоба

Русская классическая проза

Популярные авторы
Лев Николаевич Толстой Михаил Афанасьевич Булгаков Михаил Булгаков Владимир Владимирович Маяковский Антон Павлович Чехов  СкальдЪ Максим Горький Николай Семенович Лесков Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин 
Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896
Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896

Во второй том вошли произведения, написанные М. Горьким в 1895–1896 годах. Из них следующие входили в предыдущие собрания сочинений писателя: «Вывод», «На плотах», «Дело с застёжками», «Хан и его сын», «Товарищи», «Читатель», «Тоска», «Баллада о графине Эллен де Курси», «Варенька Олесова». Эти произведения неоднократно редактировались самим М. Горьким. В последний раз они редактировались писателем при подготовке собрания сочинений в издании «Книга», в 1923–1927 гг. Остальные 44 произведения 2 тома впервые включены в собрание сочинений ГИХЛ в 1949 г. За немногими исключениями эти произведения, опубликованные в провинциальных газетах 90-х годов XIX века, М. Горький повторно не редактировал.    

Максим Горький

Проза / Русская классическая проза
Читать
Степовой Гулеван
Степовой Гулеван

Игорь Гергенредер

Русская классическая проза / Проза
Читать
Как мне жаль
Как мне жаль

Николай Кононов родился в 1958 году в Саратове. Окончил физфак Саратовского государственного университета и аспирантуру Ленинградского университета по специальности "философские вопросы естествознания". Основал издательство "ИНАПРЕСС". Автор четырех книг стихов и романа "Похороны кузнечика" (2000 г.), вошедшего в шорт-лист премии Букер-Smirnoff и Антибукер, лауреат премии имени Аполлона Григорьева. Живет в Санкт-Петербурге. В "Знамени" - впервые.

Николай Кононов

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Читать
Кожаный актер
Кожаный актер

  (настоящая фамилия — Леонтьев) — прозаик, драматург. По образованию — офицер-артиллерист. В 1883 г. вышел в отставку и занялся исключительно литературным трудом. Внучатый племянник скульптора Петра Клодта (автора Аничкова моста в Петербурге, памятников святому Владимиру в Киеве и Крылову в Летнем саду)     В сборник вошли избранные произведения писателей 80-90-х годов прошлого столетия (Лейкина, Потапенко, Леонтьева-Щеглова, Ал.Чехова, Баранцевича и др.), когда рос и мужал талант А.П.Чехова. Писатели эти не издавались давно и уже забыты читателями. Однако сто лет назад многие из них были любимцами публики, выразителями общественных идей и настроений своего времени, некоторые их произведения составляют безусловную, непреходящую художественную ценность.  

Иван Леонтьевич Леонтьев-Щеглов

Проза / Русская классическая проза
Читать
Concretные
Concretные

Владимир Сорокин

Проза / Русская классическая проза
Читать
Ты должна это все забыть (СИ)
Ты должна это все забыть (СИ)

Автобиография участницы движения за свободную репатриацию советских евреев.

Елена Кейс

Биографии и Мемуары / Проза / Русская классическая проза
Читать
Беглец (худ. А.Ритов)
Беглец (худ. А.Ритов)

В сборник вошли рассказы: Беглец, Ванька, Белолобый

Антон Павлович Чехов

Проза / Русская классическая проза
Читать
Том 20. Жизнь Клима Самгина. Часть 2
Том 20. Жизнь Клима Самгина. Часть 2

В двадцатый том собрания сочинений вошла вторая часть «Жизни Клима Самгина», написанная М. Горьким в 1926–1928 годах. После первой отдельной публикации эта часть произведения автором не редактировалась  

Максим Горький

Проза / Русская классическая проза
Читать
Моя трапеза
Моя трапеза

Владимир Сорокин

Проза / Русская классическая проза
Читать
Семь лепестков (фрагмент)
Семь лепестков (фрагмент)

Автор Неизвестeн

Русская классическая проза
Читать
Помещик двадцати трех душ
Помещик двадцати трех душ

Николай Алексеевич Некрасов

Проза / Русская классическая проза
Читать
Белая акация
Белая акация

Является ранней редакцией рассказа «Большой Фонтан».   «Дорогой старый дружище Вася! А я вас все ждал и ждал. А вы, оказывается, уехали из Одессы и не забежали даже проститься. Неужели вы испугались той потребительницы хлеба, которая, по моей оплошности, ворвалась диссонансом в наше милое трио (вы, Зиночка и я)?..»

Александр Иванович Куприн

Проза / Русская классическая проза / Рассказ
Читать
Смычок с шабаша
Смычок с шабаша

  АМФИТЕАТРОВ Александр Валентинович [1862-1923] - фельетонист и беллетрист. Газетная вырезка, обрывок случайно услышанной беседы, скандал в московских аристократических кругах вдохновляют его, служа материалом для фельетонов, подчас весьма острых. Один из таковых, «Господа Обмановы», т. е. Романовы, вызвал ссылку А. в Минусинск [1902]. Фельетонный характер окрашивает все творчество А. Он пишет стихи, драмы, критические статьи и романы - об артисте Далматове и о протопопе Аввакуме, о Нероне («Зверь из бездны»), о быте и нравах конца XIX в. (романы «Восьмидесятники» и «Девятидесятники»), о женском вопросе и проституции («Виктория Павловна» и «Марья Лусьева») - всегда многословные и почти всегда поверхностные. А. привлекает общественная хроника с широким захватом эпохи. У него же находим произведения из эпохи крепостного права («Княжна»), из жизни театра («Сумерки божков»), на оккультные темы (роман «Жарцвет»). «Бегом через жизнь» - так характеризует творчество А. один из критиков. Большинство книг А. - свод старых и новых фельетонов. Бульварные приемы А. способствовали широкой популярности его, особенно в мелкобуржуазных слоях. Портретность фигур придает его сочинениям интерес любопытных общественно-исторических документов.    

Автор Неизвестeн

Русская классическая проза
Читать
Лелька
Лелька

В этой истории главный герой в поездке на автомобиле в ночи встречается с непознанным. В кромешной темноте непонятно, что это, добро или зло? А может и вовсе более древнее, что не является ни тем, ни другим? Но что тогда может быть древнее добра или зла?Через некоторое время главный герой познакомится с одержимым человеком, встреча с которым у него лишь укрепит уверенность в том, что у этого мира очень много секретов.Происходящие события каким-то образом связаны с его будущим. Страх и любопытство рождают много вопросов, но надо ли искать ответы, и если да, то где? Неужели опять в ночи? А если там нет ответов, но есть нечто иное? И будет ли нечто вновь благосклонным при новой встрече?Небылица нашептана потусторонними силами, подыграна творчеством рок-группы «Агата Кристи».Впрочем, может и не небылица?

Сергей Туманов , Фёдор Сологуб

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Мистика
Читать
Осенняя охота
Осенняя охота

  В основу «Осенней охоты» легла важная, знакомая в мире большой литературы метафора о том, что жизнь – это путешествие: души, мысли, сознания. Поэтому рассказы, которые вы найдете под обложкой, прежде всего истории о путешествиях. О побеге и поиске, о непрестанном движении вперед, о скитании по заснеженному лесу, о прогулке по вечернему пляжу, о полете в турбулентность и погоне за мечтой. С каждым следующим рассказом Екатерина Златорунская размывает грани яви, все дальше уводя читателя в мир эфемерного, иллюзорного, несбыточного. Но за каждой мастерски сотканной иллюзией проглядывают очертания близкой и знакомой нам реальности, обнажая настоящий, яркий талант.  

Екатерина Златорунская , Николай Александрович Лейкин

Проза / Русская классическая проза / Современная проза
Читать
По Уссурийскому краю. Дерсу Узала
По Уссурийскому краю. Дерсу Узала

Книгам знаменитого путешественника Владимира Клавдиевича Арсеньева (1872–1930) «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» выпал нелегкий путь к читателю. Работу над ними будущий прославленный этнограф, географ, археолог, антрополог и историк, а в то время штабс-капитан российской армии начал в 1906 году: возглавив экспедицию в горную область Сихотэ-Алиня, он наконец получил возможность исполнить давнюю мечту и заняться исследованием Дальнего Востока, чему и посвятил всю дальнейшую жизнь.Взяв за основу записи из путевых дневников, Владимир Арсеньев переработал их в увлекательную приключенческую прозу, сохраняющую и свежесть непосредственного впечатления, и правдивость рассказа очевидца. Когда, после многолетней работы над текстами, книги были окончательно готовы к публикации, разразившаяся Октябрьская революция на несколько лет сделала издание невозможным… С 1920 года произведения Арсеньева начинают публиковаться на родине, а уже в 1924 году в Берлине при участии Фритьофа Нансена увидел свет немецкий перевод книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала».Особую популярность книгам принесли экранизации – 1961 года («Дерсу Узала», режиссер Агаси Бабаян) и особенно оскароносный фильм 1975 года («Дерсу Узала», режиссер Акира Куросава).

Владимир Клавдиевич Арсеньев

Приключения / Путешествия и география / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература
Читать
Любовь и смерть. Русская готическая проза
Любовь и смерть. Русская готическая проза

Сто лет русской готической новеллы – такой подзаголовок можно было бы дать сборнику, объединившему имена столь разных авторов. Издание открывается «Лафертовской Маковницей» А. Погорельского, которая считается первым в отечественной литературе произведением с мистическим сюжетом, а заканчивается рассказом А. Грина «Серый автомобиль». Готика входит в моду в начале XIX века. Ориентируясь на европейские образцы, обращаясь к народным быличкам и легендам, русские писатели 1820– 1830-х годов сполна отдали дань этому жанру. В их числе А. С. Пушкин и Н. В. Гоголь, А. А. Бестужев-Марлинский и В. Ф. Одоевский. Стихия сверхъестественного, существа из другого мира – призраки, колдуны, мертвецы, упыри и прочая нечисть – наполняют страницы книг. Но и позднее интерес к таинственному, иррациональному, фантастическому в русской литературе не иссяк, о чем свидетельствуют произведения А. К. Толстого, И. С. Тургенева, Н. С. Лескова и других авторов. Новое увлечение мистикой пришлось на Серебряный век, когда создавали свои произведения А. И. Куприн, Ф. Сологуб, Л. Н. Андреев и др. Широко известные произведения готической прозы соседствуют на страницах сборника с редко публикующимися сочинениями.

Владимир Фёдорович Одоевский , Григорий Петрович Данилевский , Е. Бернет , Николай Семёнович Лесков , Федор Кузьмич Сологуб

Классическая проза XVII-XVIII веков / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература
Читать
Полжизни
Полжизни

Графиня такъ кончаетъ: «Довольно вамъ, м?дв?жатникъ, сид?ть въ своей берлог?. Л?томъ вы должны двинуться. Можете даже и раньше. Я собираюсь на воды. — И вамъ бы немного пол?читься… отъ суровой морали и разныхъ другихъ недуговъ. Вы знаете теперь, какъ мы съ Колей живемъ зд?сь. — Въ моихъ письмахъ все можно найти, хотя я и р?дко пишу, а въ вашихъ ничего не видно. Наташу вы неум?ренно расхваливаете. Не къ лицу намъ съ вами такая сантиментальность. «Ну, прощайте же. Жму вашу руку и прилагаю свою старую физіономію, сд?ланную весьма курьезнымъ фотографомъ Анджьолини. Вообразите: онъ, вм?сто солнечнаго св?та, пускаетъ въ д?ло стеариновую св?чу. «Ваша В»

Петр Дмитриевич Боборыкин

Проза / Русская классическая проза
Читать
Вещий сон
Вещий сон

Владыка проснулся от собственного сонного крика и еще некоторое время лежал в постели, с тревогой в душе, наблюдая, как за окном, в сером сумраке утра, осенний ветер раскачивал деревья. Тревога не оставила владыку и потом, когда он встал пред аналоем на утреннюю молитву. Перебирая четки, он произносил слова молитвы, а в душе его все вставал образ сна. Он продолжал видеть багровое небо, как бы озаренное заревом пожара. На фоне этого зарева отчетливо рисовалась фигура ангела в белых одеяньях, с молодым и гневным лицом. И ангел был так громаден, что распростертые крылья его разметнулись на полнеба: владыка чувствовал себя перед ним совсем крошечным и ничтожным, и чувствовал также, что стоит перед ним на коленях со сложенными, как бы на молитве, руками. И как эхо грома в горах звучал голос ангела, повелительный и строгий: -- Путь его -- путь закона!

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Деревенский батюшка
Деревенский батюшка

Жил в селе Зимогорах священник, по имени отец Андроник, человек уже пожилой, но еще крепкий и бодрый, знавший болезни только по их названию, несмотря на свои шестьдесят лет. Семейство его состояло душ из двенадцати, всяких полов и возрастов, так что старинный и обширный поповский дом всегда был наполнен веселым оживлением, смехом, спором, гамом голосов. Часто там слышались звуки гитары, на которой мастерица была играть старшая дочь, вдова, крики играющих детей, а на дворе звякали колокольчики пар и троек заезжих гостей. Сам о. Андроник был человек веселый, весьма общительный, в прежние годы и выпивал изрядно, но при всем, том, видом был скромным, обхождением со всеми вежлив, не взирая на лица и звания, а нравом такой мягкий, добрый и в то же время до неуступчивости справедливый, что прихожане его высоко ценили и никак не хотели отпустить, когда он несколько раз собирался, в виду многосемейности, перевестись в более богатый приход. Зимогоры -- село небольшое и бедное, затерявшееся в глуши лесов, могло бы дать пропитание священнику лишь начинающему и не обремененному детворой. Супруга о. Андроника нисколько не приняла во внимание этого важного обстоятельства и в первые же годы совместной жизни два раза подряд осчастливила его двойнями, а затем уже с аккуратностью каждогодно рождала по одному домочадцу. Но от этого о. Андроник становился только веселее.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Инженер
Инженер

Дорога шла болотом. Еще немного лет назад болото было непрохожим и непроезжим. Теперь бежало через него неровное, пыльное шоссе, тянулась к монастырю телефонная проволока; вкось и вкривь стояли в рыхлой почве телефонные столбы: глубокие канавы, с мутной водой на дне их, сторожили дорогу. Местами посевы и великолепные луга уже победили болото. Дальше тянулись торфяные участки и на них, близ дороги, шумели и тукали паровые машины среди копошащихся людских фигур. Батюшке показалось, что там снуют и монахи.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Монах
Монах

Тусклый вечер опустился над городом и мало-помалу перешел в глухую ночь. У окна пустынного, погруженного в мрак, коридора бурсы чуть виднелась высокая, сутулая фигура семинариста, единственно оставшегося в бурсе в этот праздничный вечер. Всем было куда идти, а ему некуда. Застывши в неподвижной позе, он смотрел за окно в глухую тьму и ему казалось, что поглотила все горизонты, опрокинулась вниз и ушла вверх уничтожившая мир бесконечная, бездонная пропасть. Он припадал горящим лбом к холодному стеклу окна, широко раскрытым взглядом всматривался в эту пропасть...

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Точильщик
Точильщик

-- То-чить ножи, но-о-жницы! Звонкий детский голосок звенел в утреннем воздухе, словно подпевая басовитым колокольным звонам церквей, призывавших к утрени. -- Бри-и-твы править! Мальчик, совсем тщедушный, с трудом тащил на себе тяжелый станок. Поднимая миловидное личико, высматривал он бойкими глазками верхние этажи домов: не позовет ли кто из темных окон? Колокола грели: "Дон-длинь-длон..." А он звонко подпевал им; -- То-чи-и-ить! Чья-то грозная рука отдернула в нижнем этаже оконную занавеску, и в окне показалась заспанная физиономия, показывая кулак, способный сокрушить вола.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Вселенская
Вселенская

Печально-медлительные звоны соборного колокола гулко плыли над зелеными улицами городка, возвещая о торжественном выносе: умер богатый купец, рыботорговец, и бренное тело его, покоясь в роскошном гробе посреди собора, готовилось отправиться в "последний путь". Шесть священников в черных ризах окружали гроб, дьякона звенели кадильницами, в жарком воздухе струился аромат ладана, запах свечей и еще отголоски печальных песнопений как будто не умолкли. Церковь была полна: весь базар был тут, все чиноначалие городка вблизи гроба, а дальше и весь городок наполнял приделы, притвор, толпился на крыльце, в ограде собора и на площади -- вокруг великолепного катафалка и лошадей в траурных попонах. Было торжественно и все очень любопытно для жителей города, не каждый день видавшего такие пышные похороны. Люди терпеливо ждали, иногда спорили из-за места, стараясь пробиться поближе к зрелищу, говорили о своих делах, вспоминали и покойника; как у всех на глазах нажил он состояние плутнями, как вогнал в гроб побоями первую жену и уже стариком женился на молоденькой, бедной гимназистке.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Авимелехов
Авимелехов

Владыка Дионисий был большой любитель музыки и пения. Слава о его певчих шла по всем соседним епархиям. Его служения в соборе обставлялись всегда пышно и тожественно. Наплыв молящихся был так велик, что по большим праздникам в собор пропускали только по билетам людей наиболее уважаемых и благочестивых, за чем следила полиция. Одно у владыки было горе -- протодиакон Северозападов. Человек уже старый и лысый, он говорил как-то по-петушиному, причём все гласные у него походили на одну: -- Мо-ром Го-сподо помо-о-ломсо-о!

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Червь
Червь

Уж солнце низко склонилось к западу, когда дьякон, взглянув из-под руки на дорогу, увидал верхового. В красной рубахе, потный и жаркий, весь растрепанный, дьякон стоял среди скошенного луга и, опираясь на косу, думал: что это за верховой и куда он так спешно скачет? Но думать было некогда: нужно до вечера пройти еще рядов пять. Дьякон поплевал на руки и взмахнул косою.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Лукоморов
Лукоморов

Сторож стремглав бросился на колокольню, и веселые звуки трезвона поплыли над селом. Дьякон торжественно сошел с церковного крыльца в своем малиновом стихаре, с дымящимся кадилом в руке. Он был высок ростом, иссиня черен, держался солидно и шел не торопясь. Низкорослый батюшка, такой же малиновый, нетерпеливо махал ему рукой.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Странница
Странница

-- Батюшка... батюшка! -- кричал испуганный голос за окном, -- о. Лаврентий... ах ты, Боже мой... батюшка, а батюшка! И кто-то изо всей мочи набатывал в ставень. О. Лаврентию снилось, что попадья родила ему сына и сам преосвященный захотел быть крестным отцом его. Радовался и удивлялся о. Лаврентий такому обстоятельству, -- одно его смущало: преосвященный непременно хотел нарещи младенца Ксилофоном. О. Лаврентий почтительно пытался объяснить преосвященному, что Ксилофон, собственно, не имя, а музыкальный инструмент, как вдруг преосвященный, к ужасу о. Лаврентия, сделал необыкновенно грозное лицо и принялся кричать на всю залу, стуча рукою по столу: -- Я так хочу... батюшка... батюшка... о, Лаврентий! В испуге о. Лаврентий проснулся, лежал и силился сообразить: где он и что с ним.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
По осени
По осени

Туманным осенним утром Макарьевский дьякон на пегой лошаденке своей въехал в раскольничье село и остановился у крыльца двухэтажного темного дома. Он долго стучал маленьким кулачком в тяжелую дверь из старинного леса и попрыгивал на крыльце, как озябшая тощая птица. Наконец, в сенях послышались шаркающие шаги и высокий седой старик отворил дверь.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Золотой сон
Золотой сон

Бой начался с утра и к полудню охватил все позиции. Говорили, что враг предпринял какую-то непонятную диверсию. У главнокомандующего второй дня длилось совещание. Поручик Карсаков, адъютант командира шестой дивизии, осадил взмыленную лошадь у длинного и низкого желтого дома. Он почти упал с седла, причем от сапог и одежды его поплыла в воздухе красная пыль. Привязав наскоро повод к дуге сломанного фургона, он взбежал по крыльцу словно чужими ногами, проник в темную, обширную переднюю и сквозь жаркую, пахнущую потом и пылью толпу военных подошел к полковнику.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Бесприютный
Бесприютный

В воскресенье утром Микитич не предчувствовал, что живет на свете последний день. В это утро он проснулся под плетнем своей бывшей хаты и долго не мог сообразить, где он и что с ним: необыкновенный какой-то мир распространялся вокруг него. Он сознавал лишь, что лежит в гуще лопухов, и видел над собою розовую зарю. Но от зари этой падала на него черная тень... тень шевелилась и была такою громадной, что ему было жутко смотреть на нее. Он вглядывался в нее багровыми глазами... и вдруг выругался, а потом принялся смеяться, когда эта тень, больно задев его за ногу, заколыхалась и пошла от него прочь. Он узнал соседскую корову, тотчас же узнал свою хату... и вспомнил, что корова больше не соседская и хата больше не его. Тогда он с трудом поднялся на дрожащие ноги, постоял, опираясь на плетень и наблюдая бессмысленным оком пустынную улицу.

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Клевета
Клевета

На праздник собрались к батюшке гости. Маленькие, но светлые комнаты поповского дома полны были говора и шума. Прислуга сбилась с ног, батюшка встречал гостей с веселыми приветствиями, шутил и балагурил, как всегда, матушка ходила пунцовая от удовольствия. День склонялся к вечеру, но был еще зноен. Весело светило солнце, из сада в настежь распахнутые окна наплывал аромат цветов, а откуда-то по соседству, должно быть, из кухни, достигали такие вкусные запахи, что духовные по временам смущенно смолкали и, покашливая, одновременно взглядывали к кухонным дверям, пока, наконец, один из них не выдержал. -- А солнце-то на зака-а-те, -- тонким голосом нараспев сказал долговский псаломщик Митрофаныч, человек очень тощий, полуслепой и с длинным носом, -- а время-то на утра-а-те! И он продолжительно засмеялся беззвучным смехом, словно весь затрясся с головы до ног. Духовные сочувственно поддержали его, а тучный марьевский священник с веселым лицом, о. Аркадий, басовито пошутил. -- Еще и солнце-то не зашло, а у меня в животе темно и скучно! Батюшка бегал, хлопотал, суетился, хохотал, потирал руки, весело подмигивал. -- Отцы и братие, потерпите... скоро, скоро! Он выбегал в кухню, возвращался, таинственно сообщал. -- У матушки что-то с пирогом дело не выходит: затеяла его в полторы сажени, из печки не вытащит. А пирог-то замечательный... счастливый! Кому же ожидание не втерпеж... Он со смехом раскланивался, показывая куда-то рукою. -- Милости прошу, в уголок пожалуйте!

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Проза / Русская классическая проза
Читать
Избранное