— Распятие… — словно отвечая мыслям подполковника, сказал Шатохин. — Великий смысл в этом слове, Анвар. Если религию отбросить, символическая вещь получается: распятие добра и совести на кресте злобы и алчности. Страшное и скорбное слово это, а рядом с ним стоит другое жестокое слово — расплата. И от нее никому не уйти.
…Уже в аэропорту, крепко пожимая на прощанье Шатохину руку, Рахимов сказал:
— Ты, Юра, лети спокойно. Как только возьмем Султана, я тебе позвоню, сообщу о ходе следствия.
— Буду ждать звонка, — улыбнулся Шатохин. — А вообще-то, спасибо тебе огромное за гостеприимство. Теперь твой черед ко мне в гости приезжать.
Друзья порывисто обнялись, и Шатохин скорым шагом направился к зоне таможенного контроля.
28
В пятницу, придя утром на работу, Шатохин сразу же отправился на доклад к начальнику ГУВД. С полковником Исламовым он столкнулся на лестничной площадке второго этажа. Шатохин спускался, а шеф как раз поднимался в свой кабинет.
— А командированный! — останавливаясь для того, чтобы отдышаться, приветствовал начальник подчиненного. — Уже прибыл?.. Что-то быстро ты обернулся.
— А чего там торчать? — пожимая Исламову руку, сказал Шатохин. — Дело раскрыто. Ряд задержаний произвели, я там больше не нужен. А здесь за меня никто мою работу делать не будет.
— Тоже верно, — кивнул Исламов, отчего его второй отвисший подбородок заколыхался. — Пойдем-ка, Юрий Иванович, ко мне в кабинет, расскажешь о своей поездке.
Тучный полковник уже отдышался и мог продолжать путь. Фигурой Исламов напоминал медведя. Он и ходил также, смешно переваливаясь с боку на бок. Шатохин зашагал с ним рядом.
В своем кабинете полковник внимательно выслушал доклад подчиненного, а потом, почмокивая губами, с самодовольным видом похвалил:
— Молодец, майор, поздравляю! Утерли-таки мы с тобой нос столичным сыскарям, раскрыли преступление, которое им оказалось не по зубам. Ну, а теперь, Юрий Иванович, можешь закрывать дело и возвращаться к своим непосредственным обязанностям.
— Видите ли, товарищ полковник, — замялся Шатохин, — я считаю, рано еще закрывать это дело.
— Почему же? — Исламов приподнял густые брови.
— Очень много неувязок в показаниях Шиляева и Дудника. Мне кажется, они никогда не знали друг друга раньше и два дня назад встретились в столице впервые. Должно быть между ними связующее звено. И этот человек должен жить у нас в городе. В общем, мне понадобится еще пару дней, чтобы выявить всю группу, с которой действовал Шиляев.
Полковник усмехнулся:
— Не пойму я тебя, Юра. То ты браться не хотел за это дело, теперь бросать его не хочешь… Ладно, даю тебе еще два дня, но помни: от твоих основных обязанностей тебя никто не освобождает.
Выйдя от начальника, Шатохин решил, не откладывая дела в долгий ящик, встретиться с женой Шиляева. По дороге к ней домой, он заскочил на пару минут в больницу к Клавдии Павловне. Серебрякова выглядела молодцом и встретила майора приветливой улыбкой.
— Здравствуйте, здравствуйте, — закивала она, радуясь неожиданному посетителю.
— А я вам хорошие известия принес, Клавдия Павловна, — заявил майор, присаживаясь на краешек стула. — Иконы ваши нашлись.
— Да что вы говорите! — всплеснула руками старушка. Если бы не увечья, она непременно вскочила и расцеловала Шатохина. — Где же они?
— Пока в столице. Муж вашей племянницы туда их продал.
— А мне их вернут? — обеспокоилась Серебрякова.
— Конечно, Клавдия Павловна. Как только закончится следствие, вы получите их в целости и сохранности. А пока они побудут в милиции как вещественные доказательства.
Серебрякова посмотрела на майора умоляюще.
— Вы уж проследите, Юрий Иванович, чтобы мне их вернули. Вы же знаете, иконы эти для меня бесценны. Это память о моем отце.
— Я все знаю, Клавдия Павловна, — улыбнулся майор. — Поэтому и заскочил в больницу, обрадовать вас, а заодно предупредить, чтобы ни о чем не беспокоились. А теперь, извините, мне пора…
Шатохин хотел было встать, однако Серебрякова жестом остановила его.
— А что, Юрий Иванович, Шиляев-то все сидит? — по тону старушки чувствовалось, что на душе у нее неспокойно.
— Сидит, Клавдия Павловна, — подтвердил Шатохин, сразу сообразив, куда клонит Серебрякова. — Куда же ему еще деваться?
Вид у старушки был виноватый.
— Может быть, забрать заявление-то? — спросила она, жалобно глядя на майора. — Совестно мне перед людьми сажать в тюрьму мужа племянницы.
— Не вздумайте сделать такой шаг, — категоричным тоном заявил Шатохин. — И брату своему накажите, чтобы не шел на попятную. Шиляев, мне кажется, мелкая сошка. А заправляет им человек куда более серьезный. Вот его-то и необходимо изловить. До встречи! — Шатохин встал и, помахав на прощанье рукой обитателям палаты, вышел за дверь.