Рем, не дожидаясь никакого ответа, схватил альбом – неужели нарочно нашел утром? – вытащил конверт для негативов и вытряхнул его на колени Смиту. Крошечные, размером с маггловскую марку, фотографии росли, едва вылетали из конверта. Тонкс и не знала про них, а из-за Смитовой спины и не разглядеть, что там.

Смит просипел что-то, Тонкс не расслышала.

— Мне Лили отдала, когда они начали прятаться, – отозвался Рем. – Я обещал вернуть потом, когда все кончится… Это все она сама делала, ее отец научил снимать на маггловскую камеру, видишь – эти еще не двигаются, а это уже школьные. Ее так забавляли движущиеся снимки, она их щелкала с утра до вечера – и кого было щелкать, как не Северуса? Они все время вместе, их дразнили «Два факультета», на зельях вместе какую-то непрограммную гадость варили, Слизень только охал и «превосходно» лепил, на трансфигурации взыскания отгребали, потому что чайник из черепахи вышел превосходный, но свистел что-то маггловское и не очень приличное, класс не понял, но Макгонагалл рассердилась, а они хохотали до слез. У них вечно были общие шутки, общие книжки, какие-то загадки, шифрованные письма, фразочки из этого… кино.

Рем остановился, переводя дух. Смит молча шуршал фотографиями.

— Про них теперь рассказывают, будто он был ее тенью. Черная тень белого ангела – красиво, а, Эван? Полукровный Принц и его цветок…

— Лили и Меджнун – надеюсь, это они не забыли? – фыркнул Смит и сложил фотографии аккуратной стопкой. Помолчал, кажется, глядя на верхнюю. – Смешная рубашка.

— У него тоже. Хотя я в маггловской моде не разбираюсь… По мне так оба смешные. И живые. Не из патоки. Или это я не понимаю ничего и не разглядел великой любви в школьной дружбе? Не знаю, Эван. Я с ним ведь тоже не общался. Не с шестнадцати лет, а вообще – хоть и пытался, потом уже, когда в Хогвартсе работал, да, видать, не смог убедить… – он хмыкнул, подбирая слово, – в искренности намерений. Но Лили-то я знал. Она любила Джима. Но ей очень не хватало друга – с которым они когда-то вместе драили кубки в Наградной комнате.

Рем стукнул палочкой по чайнику, дождался, пока тот засвистит, — и только тогда Смит выпрямился и сунул стопку фотографий ему в руки.

— Держи свое сокровище. Я вот вспоминаю, про этого вашего национального героя говорят, что он был смелый, изворотливый… Что там еще? Мастер зелий, гений шпионажа. Но никто не говорит, что он был умным. Может, неспроста, Люпин? Дурак он был. Прости, если задел твои чувства столь резким отзывом.

— Тебе со стороны, наверное, виднее, – вздохнул Рем. – Чаю хочешь еще?

— Хочу, – Смит вдруг резко поднялся с кресла, потянулся чуть ли не с хрустом, дернул шейный платок, завернул манжеты. – Только давай я сам заварю, а? Хорошее ты существо, Люпин, но чай делаешь скверный, не то что твоя теща. В каком маггловском борделе тебя научили заваривать чай в пакетиках? Дай сюда чайник. Тонкс!

Тонкс отпрыгнула от дверей, с грохотом свалила вешалку и с виноватым видом появилась на пороге, мол, я ничего, я на кухне была и задумалась.

— Чай зеленый в доме есть? – Смит обернулся, бодрый, с кривой – на здоровую половину лица – ухмылкой, и Тонкс впервые увидела, что у него обожжено не только лицо, но и руки до локтя. То-то он их раньше прятал под манжетами…

Смит перехватил ее взгляд на свои пятнистые предплечья и хмыкнул.

— Это не волчанка. И не заразно.

Чарли Уизли и близость нефритового кубка

Смит сидел за столом, подперев голову рукой и уставившись на фотографию.

— Герой–любовник, – проворчал он. – Ромео, мать его…

*** *** ***

— Эван, – Чарли потянулся и зевнул, – а на кого это ты так орал, что горло сорвал?

— Не твое дело, – хмуро просипел Лысый и туже затянул шарф.

— Да знаю, – вздохнул Чарли. – Мое дело девушек охмурять. Ты хоть уверен, что эта штука подействует?

— Если сперма качественная и правильно заморожена, то подействует, – пожал плечами Лысый.

Сперма норвежского гребнеспина стоила хоть и дешевле, чем самец норвежского гребнеспина, но все равно чертовски дорого.

— Пакет только один, мальчики, – заявила Mama накануне вечером. – Испортите – сами будете оплодотворять!

Через окно в лабораторию донесся пронзительный визг, переходящий в рычание, а затем глухие удары.

— Стойло-то выдержит? – прищурился Лысый.

— Должно… – рычание повторилось, и Чарли поморщился. – Когда ж она успокоится наконец!

— Период охоты длится от двадцати четырех до девяноста часов в зависимости от возраста и физического состояния самки, – монотонно процитировал Лысый. – В твоих интересах отработать процедуру к утру. Не успеешь к овуляции – с директора станется удержать стоимость выводка из твоего жалования. Спермы как минимум – это была, если не ошибаюсь, твоя идея с искусственным осеменением.

— Не ошибаешься, – Чарли с досадой захлопнул справочник по гинекологии и прошелся по комнате. – Ты, мать твою, никогда не ошибаешься и вечно бухтишь. Где только тебя Ольга выкопала такого?

— Там больше не осталось… – Эван глухо закашлялся, морщась и держась за горло, и потянулся к фляжке. – Я к тебе в напарники не напрашивался, сам позвал.