Когда шесть лет назад он сказал это впервые, Минерва заспорила. Ведь никто толком ничего не знал, о гибели Поттеров сообщили лишь на следующий день, а сколько волшебников приходили и приходят к развалинам дома в Годриковой Лощине, а сколько семей вызвались усыновить маленького Гарри! Не было ничего кощунственного в их радости в тот вечер, да и не все радовались. Не только Северус понес тяжелую утрату. Альбус винил себя в том, что не сумел защитить Поттеров, и решение отдать Гарри Дурслям далось ему нелегко. Рем потерял всех своих друзей…

Северус терпеливо слушал, грустно улыбаясь и не перебивая, пока Минерва сама не поняла, что это несопоставимо. Она замолчала, и несколько минут они вдвоем слушали веселый гул, долетавший из Большого зала. Северус будто ждал чего-то, а она совершенно не знала, что делать. Тогда он заговорил, против обыкновения не саркастично, а мягко:

— Я не хотел вас огорчить, мадам директор. Просто в такие вечера особенно остро ощущаешь необратимость… и одиночество… Я знаю, вы хотите меня утешить – не нужно. Я давно мертв, как и она, я уже вовсе не я, а лишь воспоминание обо мне, из холста и красок. Воспоминание в плену воспоминаний…

Он улыбнулся грустно, но уже без горечи, поднялся, и с его колен на землю скатился скомканный пергамент.

— Вы уронили, профессор, – окликнула его Минерва.

— А, это… – он поднял листок и сунул его в карман. – Вы правы, его следует подобрать, не нужно засорять хороший пейзаж скверными стихами.

Минерва мысленно выругала себя за недогадливость.

— Вы писали их, когда я вошла. Прочтете?

— Они бездарны. Я лучше почитаю вам Верлена – маггловское происхождение не мешало ему писать волшебные стихи. Хотите?

Она хотела – Снейп в самом деле хорошо читал, играя бархатными интонациями, и звуки чужого языка придавали особую прелесть чтению. Шекспир, а еще Гораций, Петрарка и Рембо, всегда в оригинале и всегда кстати. В тот раз, наверное, тоже было кстати – что-то о воспоминаниях, золотых волосах и первом «да» из любимых уст.

Минерва больше никогда не напоминала об Альбусе или Реме – профессор заводил этот разговор не для того, чтоб его переубедили. Так что теперь она тоже молчала, слушала потрескивание огня в камине и смотрела на неподвижную фигуру на картине. Потом Снейп шевельнулся, снял желтый листок с мантии, положил его на ладонь, и Минерва решила, что это вполне подходящий момент.

— Северус… Почитайте мне то стихотворение. Вы знаете…

Он быстро взглянул на нее через плечо:

— То самое?

— То самое, – кивнула Минерва.

Снейп переплел пальцы, потом решительно откинул с лица волосы и поднял взгляд к горизонту.

– Souvenir, souvenir, que me veux-tu? L'automne
Faisait voler la grive `a travers l'air atone,
Et le soleil dardait un rayon monotone
Sur le bois jaunissant o`u la bise d'etone…[1]

Его голос смолк, и когда Минерва посмотрела на картину. Снейпа там уже не было. Она улыбнулась, погасила свечи и тихо вышла в коридор. Теперь все будет хорошо, теперь он поднимется в кабинет, там его уже ждет Альбус с чаем и лимонными дольками.

— Угощение или трюк, мадам директор! – раздался противный голос над головой.

Минерва укоризненно посмотрела вверх.

— Пивз, ну хоть ты-то сегодня меня не трогай!

Пивз с хохотом помчался в Большой зал.