Нет, он прекрасно выполнял патронус–чары, и серебряный щит эффективно разгонял дементоров, но воплощенный патронус… А ведь его форма часто была красноречивее любых слов и признаний, и Тонкс порой мечтала — а хорошо бы это был хамелеон или хотя бы барсук… Но какой, к горгульям, барсук, он прожил без нее всю свою странную и таинственную жизнь, а она свалилась ему на голову со своей любовью в тридцать пять лет! И делай Рем материального патронуса, это наверняка был бы волк. Как у нее – чем не утешение.
А еще без патронуса было просто неудобно. Он не мог отправить ей срочное послание, зато ему нравилось получать патронус–почту от нее. В случае чего он отправлял записки каминной сетью, но зато была особая прелесть в аккуратных кусочках пергамента, заполненных твердым четким почерком.
Очередной она получила сегодня утром: Рем напоминал, что придет на занятие с Джейсоном, и предлагал вернуться домой вместе. Так что пора прекращать подслушивать. Если она хочет освободиться к часу, нужно бежать проверять стопку дурацких рефератов прямо сейчас.
Рем заглянул в ее кабинет в без четверти час – Тонкс как раз дочитывала предпоследний реферат.
— Извини, я раньше времени, – он потоптался на пороге. – Ты ведь скоро?
— Что, раньше закончили? – Тонкс поколебалась, махнула рукой и вывела «выше ожидаемого» в уголке. В конце концов, мальчик старался…
— Закончили, – кивнул Рем. – Он показал хорошего материального патронуса, дальше пусть сам тренируется.
Тонкс нацарапала «посредственно» в углу полупустого пергамента и взвыла, обнаружив под ним еще три эссе в счет пропущенных занятий.
— Не торопись, – усмехнулся Рем. – Я пока навещу старого друга.
Тонкс успела проверить одно эссе, прежде чем вспомнила, что Хороший человек еще утром усвистел в Хогсмид встречать большую и очень таинственную посылку из Румынии, да и с каких пор он «старый друг»?
Рем нашелся в боковом коридоре. Тонкс свернула за угол и увидела – он стоял перед большой нишей, где пряталась картина с итальянским квартетом. Постоял немного, вглядываясь в картину, потом подошел вплотную, мягко коснулся рамы и тихо окликнул:
— Северус.
Тонкс вздрогнула. Надо было уходить, но ноги словно приросли к полу. Такие знакомые интонации, такая… нежность?
Она не видела его на картине, но слышала.
— Люпин… – неуверенно отозвался Снейп.
— Помнишь Швейцарию, Северус? – заговорил Рем вдруг тихо, торопливо, все еще касаясь рамы. – Помнишь маленькие шоколадные булочки и остывший эрл грей? Тебя всегда раздражал запах бергамота, но ты терпел.
Стало жарко. Уходи, напомнила себе Тонкс, но только прижалась к стене.
— Помнишь лунный свет над Фирвальдштетским озером? – звенящим шепотом спросил Рем.
— Помню, – едва слышно ответил Снейп. – Как будто это можно забыть…
Рем качнулся вперед, прижался к раме лбом.
— Помнишь твой нелепый подарок?
— Прекрасный кардиган, в глубине души ты всегда любил яркие цвета, – ворчливо возразил Снейп.
— Он полинял, – признался Рем. – Но он все еще со мной.
Тонкс наконец нашла силы отлипнуть от стены. Сквозь шум крови и звон в ушах она еще услышала:
— Фирвальдштетское озеро, Северус. Это все, что у меня осталось. Играй, пожалуйста, играй.
Нежные звуки Лунной сонаты наполнили коридор. Тонкс наощупь нашла двери кабинета, плюхнулась за стол, уставилась в недочитанное эссе невидящим взглядом. Дверь за спиной скрипнула.
— Дора?
Она нашарила перо, склонилась над пергаментом.
— Я… почти…
— Дора.
Он присел рядом, заглянул ей в лицо.
— Дора, я должен был проверить. Это ведь не Северус, это его портрет. Холст, краски, болтливая болтушка, заклинание. Он говорит то, чего от него ждут, он ведет себя так, как хочет зритель. Дора, я всегда говорил с ним, как с… не врагом, но… и всегда получал ровно то, чего ждал: колкие замечания и упреки. Я просто хотел посмотреть, что будет, если я заговорю, как… И ты сама слышала.
Он потянулся к ней, ткнулся головой в бок.
— Прости меня… И за это, и за… Я старый подозрительный дурак.
Облегчение было – будто дементоров отогнали. Тонкс прижалась щекой к седой макушке, хмыкнула еще не очень уверенно:
— Бедный старый муж, да?
Рем молчал, тепло дышал под мантию. Любимая поза – носом в подмышку, уши прижать, хвостом молотить. Ну, сегодня обошлись без хвоста, но это не мешает. Тонкс улыбнулась, взъерошила ему затылок.
— Ну ты даешь. Ты б сразу учуял, дурья башка.
Он шумно вздохнул. Тонкс обняла его крепче.
— Пойдем домой. Эван в Хогсмид пошел, обещал зайти.
— Я знаю, – пробормотал он. – Сейчас пойдем.
Виола, румяная от холода и смеха, плюхнулась за столик.
— Нам всем нужно срочно выпить что-нибудь горячего, иначе мы превратимся в сосульки, – заявила она.
— Намек понял, домнишоара Пьетросу, – Рон изобразил галантный поклон.
— Домнишоарэ, – поправила его Виола. – Раз уж вы так обращаетесь…
— Постараюсь запомнить. И не рассказывайте без меня!
Он направился к стойке, а Гарри уселся рядом с девушкой.