Подойдя к своей шараге «АО Росремчего-то», изумился отсутствию народа у проходной. Еще больше его удивила закрытая дверь. Он позвонил, постучал по ней кулаком, затем пнул в сердцах ногой. В ответ — ни звука. Николая Ивановича охватило недоумение… Глянул на часы над воротами, сравнил со своим наручным хронометром «Ориент» — все точно, без двадцати восемь. Чудны дела Твои, Господи!

С самого момента пробуждения Николая Ивановича охватила какая-то непонятная тоска. Не чувствовалось обычной легкой утренней бодрости. И спал крепко, и лег рано, но все было как-то не так, нехорошо было. Как будто в груди сдавило что-то.

«Может, сердце?» — с тревогой подумал Николай Иванович.

И вдруг здесь, у закрытых дверей родной шараги, — отпустило, разжалось, полегчало. Он устроился на скамеечке в ближайшем скверике и закурил первую утреннюю папиросу.

Почти всю свою сознательную жизнь — сорок лет — Николай Иванович работал столяром. Он был хорошим столяром и практически знал, и мог работать с любым деревом: от ели до палисандра, и даже с черным — железным деревом — приходилось иметь дело. Николай Иванович хорошо стлал инкрустированные паркеты — и в музеях, и в консульствах работал, мебель любую строил — от табуретки до буфета в стиле Людовика какого-то, резьбой владел. Поэтому всякие новые заумные заморочки типа задержек зарплаты, сокращения штатов и банкротств предприятий, внезапно обрушившихся на головы трудового народа России и бывших братских республик, не волновали Николая Ивановича совершенно. Работу, и, как правило, неплохо оплачиваемую, он мог найти — и, случалось, находил, в течение одного-двух дней. Но чтобы вот так…

Неужели разорилась лавочка и закрыли цех? К скамейке, на которой Николай Иванович осмысливал ситуацию, подошла вовсе старая бабушка с позвякивающей стеклом авоськой.

— Бутылочки пустой не найдется? — робко спросила она. Николай Иванович удивился: в такую рань?..

— Нет, бабушка, по будням в рабочее время, да еще и с утра — не употребляем.

— Какие же будни, сынок? — сказала старушка. — Сегодня выходной, суббота…

Николай Иванович тотчас понял причину закрытой двери в проходной, и удивился собственной глупости: «Суббота! Сегодня же не пятница, сегодня суббота, восемь утра!»

Вот так ошибся! Вместо того, чтобы к себе на Пашу в схрон ехать, поперся, как дурак, на работу. Пора видно, голову лечить, сосуды чистить золотым йодом.

И в душе его не шевельнулось даже самая маленькая мыслишка, что эта ошибка спасла ему жизнь. Поскольку за город он, по многолетней привычке, ездил всегда только в последнем вагоне электропоезда.

Огорченный донельзя, он вернулся домой в свою однокомнатную квартирку в Купчино. Чтобы не задохнуться от непривычного для Питера июньского зноя, распахнул настежь окна, прилег на диван, полистал любимую книгу «Стрелковое оружие» Жука и уснул… И во сне ему было обидно — всю неделю мечтал, планировал в субботу вырваться с первой электричкой на природу, в свой лесной схрон на болотном островке. Не судьба…

А в это время, не дотянув до станции Пупышево, горела эта самая электричка. Огонь полыхнул одновременно из обоих тамбуров последнего вагона и с ревом распространился внутрь. Сорванные пассажирами на полном ходу стоп-краны мгновенно выпустили из тормозной системы воздух, колодки намертво зажали колеса, но поезд, высекая снопы искр из стальных рельсов, остановился только через полкилометра. За это время огонь в вагоне набрал сокрушительную силу. В электричке началась паника. Пассажиры горящего вагона стали бить стекла и через разбитые окна выпрыгивали на насыпь, ломая при этом руки и ноги, калеча и убивая друг друга.

Некоторым решительным пассажирам вместе с помощником машиниста, к счастью, удалось отцепить от основного состава горящий вагон электропоезда, но с пожаром им было не справиться.

Крики раненых и покалеченных людей, нечеловеческие вопли горевших заживо, заглушал рев пламени. Главный путь северной дороги, соединяющий Петербург с Мурманском, Вологдой, Архангельском и Воркутой, оказался заблокированным, и движение встало. По радиосигналу машиниста с ближайшей стоянки на помощь вышел спасательный поезд, но, как часто бывает в подобных ситуациях, прибыл к месту аварии слишком поздно.

Вагон электрички выгорел почти дотла. И в том, выгоревшем вагоне, на обгорелых каркасах сидений, на покрытом гарью полу лежали обгорелые трупы: стариков, мужчин, женщин и детей.

С соседнего пути прибывший через сорок минут спасательный поезд лупил из мониторов тугими струями белой пены по догорающему металлическому остову. Тем, кому удалось вырваться из горящего ада, помогали несколько бригад «скорой помощи» и МЧС.

* * *

До станции Юги, откуда Сафронову с товарищами предстояло идти к кернохранилищу, они в тот день не добрались. В электричке случился пожар. И не просто пожар — катастрофа: один из вагонов выгорел полностью. Среди пассажиров были погибшие и раненые.