И ответил ему бригадир распиздяев, которого звали Рупертом:

— Осмелюсь заметить, святой отец, никто не голодает, все досыта накушались двумя репками, правда, братья?

— Да! Досыта! Вот те крест! — отвечали распиздяи вразнобой. — Два мешка объедков осталось, да уже в парашу все спустили!

— Так это, блядь, типа, господь чудо явил вам, долбоебам? — ехидно поинтересовался отец Бенедикт.

Брат Руперт вытаращил глаза и стал озадаченно скрести тонзуру. Было очевидно, что эта простая мысль раньше не приходила ему в голову.

— Братие! — воскликнул он, наконец. — Да это ж в натуре, бля, чудо! Помолимся, братие! Аллилуйя!

Позже в тот день отец настоятель и святой Михаил сидели на скамейке в уединенном уголке монастырского сада и чинно беседовали.

— Говорил же я вашему высочеству, что все будет заебись, — говорил Бенедикт. — Хотя столько чудес, честно говоря, я сам не ожидал. Это просто пиздец какой-то, стоит хоть кому-то хоть что-то проебать в самой ничтожной малости, так сразу является вымышленный святой и оправдывает все проебы. И что интересно, они сами во все свои бредни искренне верят, какого хера — не могу понять. Автокатализ какой-то.

— Интересное слово, — хмыкнул Мелвин. — Никогда раньше не слышал такого. Узурпатор научил?

— Угу, — кивнул Бенедикт. — Он, вообще-то, не дурак, сэр Роберт. Но мыслит настолько хитровывернуто, что я иногда даже спрашивал себя, а точно ли он человек? Бывает, такое ляпнет, что хоть стой, хоть падай, а потом понимаешь, что он почти наверняка прав, а все остальные — невежественные долбоебы. Однажды спросил я его по приколу, откуда дождь берется, а он знаете, что мне ответил? Говорит, облака небесные — вовсе не престолы для ангелов, а просто клубы тумана, носимые ветром, и когда сей туман приплывает в холодное место, то в нем образуются капли, они падают вниз и оттого происходит дождь. И когда облако становится достаточно большим, оно затмевает солнце, охлаждает воздух и тем самым ускоряет свое выпадение дождем. Тоже автокатализ.

— Оригинально, — сказал Мелвин. — А почему зимой холодно, а летом жарко, он тебе не рассказывал?

— Рассказывал, — кивнул Бенедикт. — Вот, глядите, ваше высочество.

Взял со стола восковую табличку и нарисовал стилизованное солнышко с лучами, какое часто рисуют дети прутиком на песке. Затем нарисовал линию перпендикулярно лучам, и еще одну линию под косым углом.

— Вот, извольте видеть, — сказал Бенедикт. — Чем ближе угол падения луча к перпендикуляру, тем больше пересекаемых лучей приходится на единицу длины пересекающей линии.

— И что теперь? — не понял Мелвин. — Как это относится к временам года?

— Напрямую, — ответил Бенедикт. — Летом солнце поднимается выше, угол падения солнечных лучей ближе к перпендикуляру, лучей на единицу длины пересекается больше, соответственно, тепла тоже переносится больше.

— Охуенно, — сказал Мелвин. — А ведь это вполне может быть правдой… Слушай, Бенедикт, а прикинь, если его дурацкий коммунизм тоже на самом деле правда? Мы думаем, он башкой ебанулся, но первые свои интриги он провел очень толково, надо признать, и наше с Робином войско разгромил в момент… Может, вся эта хуйня насчет равенства и братства — не просто хуйня, может, в ней на самом деле есть что-то правдивое?

— Никак нет, ваше высочество, не может такого быть, — решительно заявил Бенедикт. — Вся эта хуйня суть хуйня и ничто иное. Это очень легко обосновать. Поскольку сэр Роберт не верит в бога…

— А кстати, — перебил его Мелвин. — Я тогда тебя забыл спросить, если бога во вселенной нет, то кто ее сотворил по мнению Роберта?

— Большой взрыв и силы самоорганизации в неравновесных термодинамических системах, — ответил Бенедикт.

— Чего? — переспросил Мелвин. — Ничего не понимаю. Что вся эта херня значит?

— Я тоже не понимаю, — пожал плечами Бенедикт. — Но вся эта херня заменяет Роберту нашего христианского бога. Это абсолютно точно, я тоже своим ушам сначала не поверил, несколько раз переспрашивал. Но он реально верит, что бога нет! И мне эта вера не по нраву. В сына божьего Иисуса Христа, смертью смерть поправшего, я верю свято, а верить в бездушные силы эволюции и отбора — это не по мне. А еще Роберт говорил, что загробной жизни не бывает, дескать, со смертью приходит окончательный конец всякому сознанию и самоощущению…

— Ну ни хуя себе! — потрясенно выдохнул Мелвин. — А ты точно ничего не путаешь?