Обычно смеющаяся безумолку мать и превращающая каждое дело, каждое слово, каждый свой шаг в искрометную шутку или скетч, в тот знаковый судьбоносный день была более чем спокойна и непривычно медлительна. Её дизайн в этот вечер был образом вечно грустного клоуна Пьеро, белый в пол балахон с черными пушистыми декоративными пуговицами и широким многослойным воротником. Картину дополняли струящиеся до самого пола рукава и носатыми танками грубые ботинки — Гриндерсы. Белый незатейливый грим на лице, да пара больших нарисованных черным слезинок. Очень спокойным, смирившимся голосом она сказала мне, сидя у моей кровати в момент, когда я уже готовился ко сну, вместо нового анекдотика про недоумком из детского садика, вместо ночных фокусов или простого безудержного ржания и обоюдного щекотания, она не присущим ей чужим серьёзным голосом сказала, «ну спи давай, завтра Скачок с утра будет, по радио обещали». Такой я никогда не видел её, такой серьезной, такой сосредоточившейся на чем-то одном, я с головой закутался в одеяло, пытаясь забыть это выражение маминого лица, её слишком грустные «злые» глаза и неприятную тональность её спокойного бесцветного голоса. Может именно так у людей возникают комплексы или как говорили в древности «психологические травмы» (Внутренние переломчики — по Гамильтону). Тим проплакал еще час, стыдясь своего страха перед неведомым Скачком, глотая обиду от строгих слов матери, он впервые чувствовал страх от неминуемого события, прогнозируемого властями и мамой, главной и самой важной инстанцией для Тима, тогда в его нежном почти бессознательном возрасте.

Утром отец, слишком долго стоял, обнявшись с матерью, они будто бы прощались навсегда. Отец был неестественно бледен, мать едва сдерживала слезы, ну а Тим жадно поглощал новые ему доселе не известные негативные эмоции и не стесняясь, плакал. Тим Род не знал сути и подробностей, не мог знать в силу своей юности и положенной на тот момент естественной детской глупости. Кругом реками лились слезы, все обнимались и прощались, на всякий случай, друг с другом, с окружающим миром, с домашними животными и детьми. Скачок (Сдвиг прыг-скок — по Гамильтону), который прогнозировали власти, мог закончиться для многих печально, ибо не всем суждено было его пройти, не всем суждено было выжить в этой переделке, вернуться на прежние места, занять прежние позиции в обществе и вообще быть здесь на этой стороне Белого Света. Скачок передвигал миры, на некоторое время, путая ЗДЕСЬ и ТАМ, перемешивая в дьявольском коктейле разные по сути реальности. Скачек, или как его сейчас называют «СДВИГ прыг-скок» сдвигал то, что здесь называют Белым Светом с тем, что ТАМ, а как уж там это называют, никто не ведал.

Тим прекрасно помнил этот день, когда тысячи тысяч жителей Белого Света вышли из своих домов чтобы увидеть своими глазами Сдвиг. Мы тоже с мамой вышли на улицу и с пристальным вниманием смотрели на небо, которое сначала жутко меняло цвета: то становясь неестественно прозрачным, то вдруг наливаясь чернотой, становилось шершавым и практически непроходимым для света, то вдруг небо озарялось розовыми кляксами акварели, то опять становилось бесцветным, то необычайно свежим и каким-то девственно чистым, то наоборот неожиданно пугающе пахло гнилью и тленом и появлялись в небе едва заметные вытянутые кресты. Небо играло всеми красками радуги; чернело, каменело, съеживалось, растягивалось, то вдруг наподобие обрыва кинопленки все вокруг передергивалось и дрожало. Треск, похожий на разряды миллионов микро молний, разрезал пустоту называемою небом и…

Тим никогда не забудет свой первый Скачек, в небе просияв, появились Исполинские Рыбы. Рыб было не много, не больше дюжины должно быть. Он, было, пытался их сосчитать, но ему никак не удавалось это сделать. Едва Тим доходил до половины количества рыб, как вдруг понимал, что пропустил одну, или двух и принимался считать заново, но и тогда сбивался со счету. Количество Исполинских Рыб хоть и казалось законченным, вовсе не являлось таковым, ибо несло в себе пока неведомую простому человеческому уму цифру. Загадочная цифра, отражающая количество Исполинских рыб (Живая циферка — по Гамильтону) имела редкое неземное свойство, изменяясь каждую миллисекунду одновременно оставаться неизменной фиксированной величиной. Ученные до сих пор спорят, пытаются сформулировать, вывести, рассчитать это простое и одновременно загадочное значение, и который год не приближаются к разгадке магического неведомого числа, ни на иоту. Короче Исполинских Рыб было ровно столько чтобы не оставить свободного места на небе. Их размер и внешний вид поражал воображение своими чудными формами и очертаниями, висящие в небе Исполинские Рыбы были тем, что называют метрическим замещением пустотной субстанции, визитной карточкой того раннего Скачка.