Утром первого дня моей настоящей жизни я выкинул замороженный баклажан и надел самую чистую, самую консервативную хлопковую рубашку, которая превратилась в потный сезон дождей, не успел я выйти за дверь. Чтобы чуть-чуть остыть и взглянуть на жизнь объективно, я сел и стал размышлять над Пунктом № 3: Любить Юнис, как мои родители садились на дорожку, чтобы по своему примитивному русскому обычаю помолиться об удаче в пути. Ленни!вслух сказал я. На сей раз ты не облажаешься. Тебе выпал шанс помочь самой красивой женщине в мире. Веди себя хорошо, Ленни. Вообще не думай о себе. Только об этой крохе. Тогда и тебе придут на помощь. Если ты не справишься, если ты причинишь этой бедной девочке хоть капельку боли, это будет значить, что ты недостоин бессмертия. Но если ты прилепишься к этому теплому тельцу и она улыбнется, если ты докажешь ей, что взрослая любовь побеждает детскую боль, тогда оба вы войдете в царство. Джоши может захлопнуть дверь у тебя перед носом, сидеть у твоей больничной койки и следить, как твой пульс сбивается и замирает, но как можно отвергнуть Юнис Пак? Да любое божество одарит ее вечной юностью, не меньше.

Я хотел встретить Юнис в «Дж. Ф. К.», но, как выяснилось, без билета к аэропорту и близко не подобраться. Таксист высадил меня на Ван-Вике у третьего КПП ДВА — там Национальная гвардия развернула помещение для встречающих под двадцатифутовым камуфляжным брезентом, где сгрудились, поджидая родню, представители бедно-среднего класса. Я едва не пропустил ее рейс, потому что рухнул пролет Уильямсбергского моста и мы целый час пытались развернуться на Деланси-стрит возле торопливо намалеванной новой таблички ДВА «Вместе мы починем [sic] этот мост».

На подъезде к КПП эппэрэт поведал мне еще одну чудесную новость. Нетти Файн жива и здорова! Прислала тинку с нового защищенного адреса. «Ленни, прости, пожалуйста, если в Риме я тебя расстроила. Дети иногда зовут меня „Нервная Нетти“. Я просто хотела сказать, что все не так уж плохо! У меня на столе то и дело появляются хорошие новости. Дома немало перемен. Бедняки, которых выгоняют на улицу, объединяются, как в Великую депрессию. Мальчики, демобилизованные из Национальной гвардии, строят шалаши в парках и протестуют, потому что не получили бонусы за Венесуэлу. Я прямо чувствую, как снизу прет энергия! В Медиа об этом не сообщают, но сходи посмотри, что творится в Центральном парке — расскажешь мне потом. Может, царствование выдры Джеффри наконец позади! XXX, Нетти Файн». Я тут же ей ответил, что погляжу на Неимущих Индивидов в парке и что я влюблен в девушку по имени Юнис Пак, которая (я предвидел первый вопрос Нетти) не еврейка, но в остальном само совершенство.

В восторге от добрых вестей про мою американскую мамочку, я ждал автобуса «ЮнайтедКонтиненталДельтамерикэн», нервно расхаживая туда-сюда, пока люди с автоматами не начали коситься, а затем укрылся во временной Розничной зоне у помойки, где купил увядшие розы и бутылку шампанского за триста долларов. Бедная моя Юнис с кучей сумок вылезла из автобуса, так пыхтя, такая усталая — я готов был задушить ее, даря силы своими объятиями, но постарался не устраивать сцен, помахал вооруженным людям розами и шампанским — глядите, мол, мне хватает Кредита на Розницу, — а потом страстно поцеловал ее в щеку (от нее пахло самолетом и увлажняющим кремом), потом в узенький и прямой, совсем не азиатский носик, потом в другую щеку, потом опять в нос, и снова в щеку, туда-сюда бродя по дуге веснушек и переходя нос дважды, словно мост. Бутылку шампанского я уронил, но она не разбилась — уж не знаю, из какого футуристического мусора их делают.

От этой безумной любви Юнис не отшатнулась, однако на страсть мою не ответила. Смущенно улыбнулась мне пухлыми пурпурными губами и усталыми юными глазами и взмахнула рукой — дескать, сумки тяжелые. И они были тяжелы, дневничок. Я в жизни своей не таскал таких тяжелых сумок. Острые каблуки женских туфель то и дело пыряли меня в живот, а от круглой и жесткой металлической жестянки неизвестного происхождения на боку остался синяк.

В такси мы почти не разговаривали — обоим было неловко, оба, вероятно, чего-то стеснялись (моей относительной власти; ее молодости) и вспоминали, что провели вместе в общей сложности меньше суток и нам еще предстоит понять, есть ли у нас что-то общее.