На пятые сутки я перестал понимать, где реальность, а где вымысел, тело перешло в автоматический режим.

Мозг жаждет сна.

Мозг спит.

Мозг ждет команду «К бою».

— К БОЮ!!!!!!!!!

Мозг мгновенно просыпается и посылает команды телу. Телу, которое спит, телу которое, получив порцию адреналина, просыпается в центре боя на войне. Телу, которое побеждает все, несмотря на потери, телу, которое умрет только после окончательной победы.

Мозг – простой инструмент. Такой же, как руки или ноги…

На шестой день в доме отсутствовали стекла почти во всех окнах – почти во всех, кроме трех, защищенных ставнями; было грязно, под ногами хлюпала вода и было ужасно холодно.

Дом перестал быть защитой, он требовал основательного ремонта и серьезной уборки. Жить в доме теперь стало возможным только в одной комнате.

Слава Богу, утром седьмого дня буря закончилась.

Пошел снег.

Туманным взглядом я оглядел двор, шатаясь, прошел по комнатам, подмигнул ввалившимся глазом, с черным мешком под ним, Татьяне, что-то неразборчиво хрюкнул Михаилу.

Мы выиграли бой. Никому ничего не угрожает. Теперь можно умирать со спокойной совестью и чистым сердцем. Ресурс организма иссяк. Тело мгновенно превратилось в одну сплошную рану. Адским пламенем зажглись и заболели ожоги. Взорвались, превратившись в подушки для иголок, натруженные промерзшие мышцы. Я почувствовал, как мясо отстает от костей в тех местах, где куски льда немилосердно били мою плоть. Адреналина бы в сердце… Кубиков тыщу… Картинка стала мутной, затем и вовсе поплыла. Ноги задрожали. Волна слабости пробежала по телу. Колени подкосились. Мое тело плашмя, лицом вниз, рухнуло на постель.

Это смерть?

Глава 20

Я открыл глаза. Сделал глубокий вдох. Сыро. Холодно. Больно. Откинув одеяло, окунулся в волну бодрящей свежести, безвозвратно смывшей с меня остатки сонливости.

Как иногда не хочется просыпаться, еще чуть–чуть полежать, поплотнее закутавшись в одеяло и, нежно обхватив руками мягкую подушку, пытаться досмотреть последний, вот–вот готовый раствориться в тумане сознания, сон.

Чтобы повторить картину приятного пробуждения из какого-нибудь фильма, где герой просыпается и попадает в Рай, не хватало только кота, играющего с бабочкой в теплых лучах солнца, видимых в легкой пыли, прекрасной полуобнаженной девушки и столь же прекрасных яств. Но…

В комнате больше никого не было. Рядом на стуле висела сухая и, казалось, теплая форма, а желудок недовольно урчал, требуя пищи. Я осмотрелся по сторонам и только сейчас заметил, что из одежды на мне одни трусы.

Я оделся, нащупал под кроватью берцы, обулся.

— Так, куда это, интересно, все подевались? – я потянулся, мои кости хрустнули, по телу пробежала теплая приятная волна слабости. – Славно я вздремнул.

В доме было чисто, все стояло на своих местах. На мгновение, пока не увидел забитое досками окно кухни, мне показалось, что все произошедшее – кошмарный сон.

Как же мне надоела эта смесь реальных и кажущихся событий! Как иногда хочется, чтобы жизнь текла ровно, день шел за днем, повторяя предыдущий, превращаясь в бесконечный цикл недель, месяцев, лет… В мыслях крутилась какая-то песня Виктора Цоя, ее слова все никак не хотели приобретать четкость и, еще немного покрутившись на языке, вовсе исчезли. Ну что же, нет песни, значит, не сбыться мечте идиота – вернуться к прежней вольготной жизни. Да и хотел ли бы я, чтобы все встало на свои места и оказалось дурным сном? В который же раз я задавал себе этот вопрос? И почему все время мой ответ оказывался таким же, как и прежде… Почему я все время отвечаю «НЕТ», вне зависимости от окружающих условий?

Вы помните, сколько вам лет? Только откровенно: цифра сразу пришла к вам, или процесс занял некоторое время – вы начали считать? Видимо потому, что в те свои двадцать, когда я впервые обратил на эту мелочь внимание, когда я начал считать, сколько мне лет, я понял, что желаю, чтобы мир изменился до неузнаваемости. Тогда я загадал желание и щелкнул пальцами. И вот мир изменился. Изменился именно до неузнаваемости. И забрал меня с собой. Этого ли я хотел тогда? И этого тоже. Только со временем романтика переходит на второй план, ее место занимает суровая, с ледяным отблеском стали, действительность. А в ней выживают сильнейшие или очень простые люди, а попросту – дураки. Остальные существуют где-то рядом, иногда легонько касаясь, иногда прилегая вплотную к арене жизни, молча, боясь произнести даже самый тихий звук, наблюдая чужую битву, частью которой давно стали сами. Битву, в которой давно погибли. Но эти павшие не смотрят на действие глазами мертвеца, в мгновение познавшего мудрость мироздания. Смотрят они другими глазами, такими, какими мог бы обладать простой мертвый, разлагающийся и бездумный кусок мяса.