Девлин О’Нил стоял у окна и обернулся к Питту, услышав стук открываемой двери. Он был хрупкого сложения, пожалуй, чуть-чуть выше среднего роста, неброско, но очень богато одет – в клетчатый пиджак из прекрасной шерстяной ткани и свежую рубашку из дорогого египетского хлопка. Его ботинки стоили столько, что хватило бы на пропитание бедной семье в течение целой недели. О’Нил был темноглаз и темноволос, в его глазах мелькали искорки юмора, и он явно обладал развитым воображением, хотя в данный момент имел сосредоточенный вид.

– Ваше имя Питт, не так ли? Гвинет сказала, что вы пришли по поводу чьей-то смерти. Это так?

– Да, мистер О’Нил. По поводу смерти судьи Стаффорда. На прошлой неделе он внезапно умер в театре во время спектакля. Полагаю, вам об этом уже известно.

– Хм… не стал бы этого утверждать. Правда, что-то такое я читал в газетах… Очень огорчен, конечно, однако я не был знаком с этим человеком. – Он говорил с легким певучим акцентом, но Питт никак не мог понять каким.

– Но вы встречались с ним в день его смерти, – заметил инспектор.

О’Нил смутился, но не отвел взгляда.

– Да, действительно, но он приходил ко мне по поводу… можно назвать это делом. Прежде я никогда с ним не встречался, и потом также никогда не видел, – он еле заметно улыбнулся, – так что в любом случае его нельзя было назвать моим другом, мистер Питт.

Томас наконец определил акцент. Графство Антрим [5].

– Извините, если я дал неточную информацию вашей горничной, – тоже улыбнулся Питт, – я только имел в виду, что вы, возможно, располагаете нужной мне информацией.

О’Нил удивленно вскинул брови.

– Но он не обсуждал со мной состояние своего здоровья! И, должен сказать, выглядел очень хорошо. Конечно, не как молодой человек – смею полагать, в нем было фунта два лишнего веса, – но это ему, по-видимому, нисколько не вредило.

– А о чем он с вами разговаривал, мистер О’Нил?

Хозяин дома заколебался, но постепенно черты его лица разгладились, и он уже не скрывал, что расспросы его явно забавляют. Он отошел от окна и с любопытством взглянул на инспектора.

– Полагаю, вы уже знаете о чем, мистер Питт, потому что иначе вас здесь не было бы. Кажется, его все еще интересовала смерть бедняги Кингсли Блейна, случившаяся пять лет назад. Не могу сказать, по какой причине; разве что эта несчастная женщина, мисс Маколи, упорно не желает забыть о деле и, смею предположить, что мистер Стаффорд желал положить конец пересудам и кривотолкам раз и навсегда. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов [6], и так далее, что говорят в подобных случаях, – вы согласны?

– Он сказал вам именно это?

– Ну, он не говорил столь пространно, как я, вы же понимаете.

О’Нил прошелся по комнате; в непринужденности его поведения сквозила уверенность в своей правоте. Он присел на ручку одного из больших кресел и посмотрел на Питта с интересом и уважением.

– Конечно, он расспрашивал меня обо всем. И я сказал ему то же, что говорил полиции и на суде пять лет назад. Больше я ничего не могу сказать на этот счет, – и взмахом руки он пригласил инспектора сесть. – Он был очень вежлив и очень любезен, но не объяснил, почему спрашивает обо всем этом. Впрочем, джентльмены его общественного положения и не должны вести себя доверительно с нами, рядовыми гражданами.

Он улыбался, но Питту показалось, что О’Нил беспокоится и недоумевает, почему то прошлое дело всплыло вновь. Ведь это ничего никому не даст – только всколыхнет прежнюю боль. Если Стаффорд пытался навсегда похоронить это дело, ему не помешало бы сказать об этом ему, О’Нилу. Однако если судья собирался возобновить слушания, он вполне мог не хотеть предупреждать кого-либо об этом заранее.

– Вас не затруднит сообщить мне, что именно он сказал вам, мистер О’Нил? – Питт наконец сел.

– У меня, разумеется, нет причин скрывать это от вас, сэр. – Несмотря на свою показную беспечность, О’Нил внимательно вглядывался в лицо инспектора. – Но если бы вы сказали, почему вас это интересует, я был бы премного благодарен.

– Разумеется. – Питт положил ногу на ногу и улыбнулся, глядя О’Нилу прямо в глаза. – Вечером того же дня мистер Стаффорд был убит.

– Боже милостивый! Убит?! Что вы говорите…

Если О’Нил разыгрывал удивление, то он был превосходным актером.

– Да, весьма прискорбно, – ответил Питт. – И убили его в театре.

– Действительно… А ведь он судья самого высокого ранга и так далее. Какой же негодяй мог убить судью, тем более такого пожилого человека – во всяком случае, с нашей точки зрения? – О’Нил скорчил гримасу. – Значит, на него напали с целью ограбления?

– Нет, его отравили.

– Отравили? – Он еще шире распахнул глаза. – Клянусь всеми святыми, какая странность, какой абсурд! Но почему его отравили? В связи с каким-нибудь делом, которое он расследовал, как вы думаете?

– Не знаю, мистер О’Нил. Это одна из причин, почему мне хотелось бы узнать, что он сказал вам тогда днем.