– Допустим. Но костер… и его письмо к вам… намекают на то, что хотя бы один из них догадывался: все кончено. Николас вряд ли стал бы писать вам, если бы Оливия задумала все без его ведома… Если бы он не знал, что произойдет с ним… с ними… очень скоро.

Рейчел глубоко вздохнула и медленно выдохнула:

– А может… его что-то тревожило… он что-то подозревал, но не знал наверняка. Так иногда бывает! Он мог… догадываться о том, что она задумала. Они ведь прекрасно понимали друг друга!

– А вчера на пустоши, – безжалостно продолжал Ратлидж, делая вид, будто не слышит ее, – нашли сверток с детской одеждой. Ее завернули в брезент, поэтому одежда неплохо сохранилась. Вещи принадлежали маленькому мальчику. Кто-то его раздел и спрятал вещи, по которым его легко можно было опознать. Рейчел, все указывает на преступный умысел. Кто-то заранее знал, что мальчик исчезнет бесследно.

– Одежда есть, а где же кости? – возразила Рейчел, хотя сама понимала, что ее доводы безнадежны.

– Вы понимаете, почему убитого мальчика раздели? Тот, кто пошел на такое черное дело, не рискнул оставить тело и одежду рядом. На первый взгляд в таком поступке нет никакого смысла, верно? Слушайте дальше. У меня есть свидетель, который утверждает, что Брайан Фицхью, перед тем как умер, с кем-то разговаривал на пляже, у самой воды. Вы можете себе представить, чтобы Оливия спустилась с крутого обрыва на пляж? И разве Брайан не пошел бы ей навстречу, не помог спуститься? Наконец, если Николас ревновал мать ко всем новым мужьям, ему наверняка не хотелось, чтобы она после Фицхью вышла за Томаса Чемберса. Но Чемберс жил в Плимуте, а не в Боркуме. Николас не мог до него добраться. Поэтому он решил, что его мать больше не выйдет замуж… Каждое ее новое замужество он расценивал как предательство. Вот почему он решил: в могиле она его уже не предаст. Мать принадлежала ему, и только ему.

Не сводя с него взгляда, Рейчел попятилась к кровати. Она сильно побледнела; головой она понимала все, что ей говорил Ратлидж, но сердце отказывалось верить. Она села на покрывало. Ратлидж снова почувствовал неуловимый аромат духов, видимо, и Рейчел тоже. Поспешно выпрямившись, она подошла к письменному столу, словно ей хотелось избавиться от наваждения.

– Вы ничего не можете доказать! – вызывающе заявила Рейчел. – Вы не можете доказать ни одно из своих измышлений! И я не позволю вам чернить память о Николасе домыслами и сомнениями. Оливия была знаменитостью. Ее вам тоже не дадут сровнять с землей, сами увидите. Вы скорее уничтожите самого себя. Но я намерена выяснить, что вами движет, и я непременно вас остановлю, пока еще не утратила свою точку зрения и не начала верить в эту грязь. Они жили счастливо и дружно! Почему вы так хотите погубить память о Тревельянах?!

– Я хочу узнать правду, – устало ответил Ратлидж.

– Ничего подобного, – холодно возразила Рейчел. – По вашему лицу видно, что с войны вы вернулись сломленным. Теперь вам нужно снова утвердиться в жизни. И вы решили, что мертвецы – более легкие мишени, чем живые люди. Не знаю, что вынудило Оливию покончить с собой. Может быть, ее мучили невыносимые боли. Не знаю, почему решил умереть Николас. Но лучше я до конца жизни буду мучиться неизвестностью, чем потеряю его совсем. Вам-то нечего терять, верно? Вы никогда никого не любили так, что готовы были пожертвовать ради любимого жизнью! Наверное, я сошла с ума, когда попросила прислать в Боркум сотрудника Скотленд-Ярда. Я верю в правосудие, а вы верите только в месть!

Она вскочила, еще не договорив, оттолкнула его и выбежала за дверь, захлопнув ее за собой. Ратлидж услышал ее торопливые шаги. Она неслась к лестнице.

Ему не нужно было предупреждение Хэмиша. Помня о неровных ступеньках, помня, как упал Стивен, зацепившись за вытертый ковер, Ратлидж выругался, в два прыжка вылетел из комнаты и погнался за ней.

Он нагнал ее у верхней ступеньки, крепко схватил за руку и развернул к себе лицом.

– Я не пытаюсь запятнать память о Николасе и Оливии! Но поймите, здесь произошло убийство! Вы женщина умная, вы сами прекрасно во всем разберетесь, как только забудете о своих чувствах, будь они неладны! – закричал он, злясь на нее и на себя.

Рейчел не плакала. Сейчас она защищала своего любимого Николаса и готова была на все. Ратлидж надеялся, что Николас достоин такой любви, – и боялся, что все-таки не достоин.