Но времени на спасительный разворот не оставалось. Если у разбойников были джипы, они догнали бы нас в считаные секунды. Мы уже подумали было хорошенько разогнаться и на всей скорости врезаться в них, но вместо этого продолжали с черепашьей скоростью ползти вперед, словно нас притягивала какая-то невидимая сила.Теперь мы слишком приблизились к этим людям, чтобы что-то предпринимать. Если они вооружены, то в любой момент могут открыть огонь, и тогда нам конец. Я опустил голову к коленям, готовясь услышать стрельбу.

Подняв, наконец, голову, я увидел, что тенями этими были двое мальчишек. Они держали натянутую поперек дороги веревку. Мы остановились, предполагая, что придется просить пощады. Начав что-то говорить, я быстро замолчал, сообразив, что несу какую-то тарабарщину. Я представил себе разноцветных попугаев, в компании которых, по представлению дочери, находился, в то время как в действительности должен был умереть в этой полуразвалившейся машине.

Но мальчишки были одни, и никакие вооруженные бандиты ниоткуда не появились. Они просто подошли к машине и протянули к нам руки, выпрашивая мелочь.

«Пляска мертвых обезьян»

Когда над деревнейтавахка сгустились сумерки, Морде удалось увидеть «до невозможности странную», как он написал в своем дневнике, церемонию.

Сначала индейцы зажгли огромный костер, пламя которого поднималось выше хижин. Участники ритуала (более тридцати человек) были практически обнажены, если не считать набедренных повязок и ожерелий из перьев попугая. Всю ночь они напивались чичей и теперь вышли к огню с нанизанными на копья трупами паукообразных обезьян коата. Поблескивая обильно умащенными кокосовым маслом телами во всполохах костра, они начали танцевать вокруг деревенского знахаря, на шее которого висели бусы из крокодильих зубов и ожерелья из черепов обезьяньих детенышей. Женщины и дети оставались в тени, а мужчины стали что-то выкрикивать под ритмичный стук барабанов: так они рассказывали легенду о «волосатых людях», известных здесь под названием «улаки».

Индейцы сказали Морде, что, по их поверьям, полулюди-полудухи улаки жили на земле и ходили на двух ногах, а выглядели как обезьяны. В дневниках эта легенда была записана следующим образом: «Однажды пришли три улака в индейскую деревню и забрали трех самых красивых девственниц. Они отвели девушек высоко в горы, чтобы те жили с ними в их пещерах и рожали им детей. Но родились у них, однако, не люди и не полулюди, а маленькие уру (так местные называют обезьян). Именно поэтому таких обезьян стали звать «детьми волосатых людей». За день до ритуала индейцев отправили в джунгли убить трех обезьян, то есть символически расправиться с тремя «волосатыми людьми». Убить их индейцы должны были ровно тремя стрелами, один выстрел – одна жертва. Любой другой результат считался провальным. А сам танец, продолжал Морде, был «ритуальной местью за похищение трех дев».

Поздней ночью на глазах у путешественников церемония превратилась в массовое сожжение обезьян… это и была «Пляска мертвых обезьян». Вид пожираемых огнем трупов вызывал у Морде крайнее отвращение, но он все равно не мог отвести глаз от костра. «Под действием пламени, – писал он, – тело начинает трястись и извиваться, как живое: иногда обезьяны вдруг садились, вытягивали вперед руки или поджимали ноги».

Церемония закончилась, когда дотла сгорел последний труп. Остаток ночи племя мстило за своих украденных предков, пируя блюдами из обезьяньего мяса. Морде это навело на мысли об ацтеках, веривших, что поддерживать вселенское равновесие и ублажать богов лучше всего, принося им в жертву тела убитых врагов.

Какое отношение все это имело к секрету потерянного города? Подробно расспросив индейцев, Морде начал подозревать, что увиденный им ритуал является «извращенным воспоминанием» или искаженной интерпретацией традиций их далеких, живших задолго до прихода Колумба предков. Возможно, некогда обезьяна была центральным божеством, и в честь этого бога-обезьяны и построили город. Местные старейшины сказали Морде, что «у Бога-Обезьяны были свои жрецы… и, может быть, ему в жертву приносили людей». Тем не менее о взлете и падении культа бога-обезьяны, а также о судьбе его сторонников и служителей практически ничего не известно.

Изучая этот миф, Морде придерживался относительно недавней теории в стиле Христофора Колумба, гласившей, что между наиболее развитыми цивилизациями Мезоамерики и Юго-Восточной Азии, где он тоже некогда побывал, может существовать определенная связь. Например, индусы тоже поклонялись божеству по имени Хануман, предводителю обезьяноподобных лесных жителей ванаров, которым было предначертано вступить в битву с демоническим властителем Раваной.