И в этот момент с берега
– В рубку! – скомандовал Илья Антону, примостившемуся на палубе суденышка.
Они захлопнули дверцу рубки, отсекая основную массу насекомых, накинули на головы капюшоны гидрокостюмов и маски и тем самым пресекли попытки разъяренных ос, пчел и слепней атаковать незащищенные участки кожи. Илья увеличил скорость катера, и за ними потянулся тающий в ночи жужжащий хвост. Потом он вспомнил о перстне, поднял его над головой.
Магидат метнул тусклую зеленовато-фиолетовую искру. Пчелы и осы тут же потеряли интерес к людям, начали разлетаться по углам рубки.
Илья открыл дверцу, чтобы тугая воздушная струя выдула насекомых из крохотного помещения. Еще через минуту последний слепень погиб под ладонью Антона. Илья остановил катер. Стало тихо.
Они вылезли на палубу, расчесывая искусанные щеки, лоб, уши и тыльные стороны ладоней.
Над озером мирно сияли звезды, вода тихо журчала под форштевнем катера, было свежо. С берега, от которого они удалились больше чем на два километра, прилетел низкий волчий вой.
Илья помахал в ту сторону рукой:
– Спасибо, Светлый…
– Кому это ты? – прошепелявил Антон, поглаживая укушенную губу.
– Мне помог Светлый, волк Владиславы.
– Жив еще зверюга?
– Помнит.
– А если бы инсектоатака началась раньше, на острове?
Илья снял с головы капюшон, дыша полной грудью.
– Что-нибудь придумали бы.
Ему вдруг снова почудился тихий голос Владиславы, прилетевший из дальнего далека по воде. Он вздрогнул, прислушался. Это был не голос – ментальный вызов. Жена звала его.
– Парфино… – беззвучно шевельнул он губами. – Она в Парфине!
– Что? – не расслышал Антон.
Илья вместо ответа включил мотор катера.
Глава 21
С любимыми не расставайтесь
Унего было фантастически податливое – несмотря на приличный мышечный каркас – тело, и она пальцами ощущала вихрики энергии под его кожей, бегущие потоками нежных искр. Его тело сейчас то казалось малой частью чего-то огромного и теплого, то становилось калиткой, за которой раскрывался путь в космос, им не придуманный, но точно угаданный и необходимый обоим. Она любила его отзывчивость, его усталость и силу. Она лепила его радость, чувствовала ее, усиливала и рождала ответное движение в нем, сама получая несказанное удовольствие, в которое погружалась, как в морскую пучину. Ощущение
Щеку обожгла слеза.
Владислава вздрогнула, прерывисто вздохнула, с усилием вытащила себя из сладостной струи воспоминаний и грез.
Илья не отзывался на ее зов. Он ушел в один момент, сразу и навсегда. Возможно, она была неправа, поощряя ухаживания Кости, партнера по танцам, который готов был на все, лишь бы оставаться рядом с ней подольше, пусть и без всяких надежд на интимную близость. Но Илья почему-то увидел в их общении нечто большее и приревновал. А так как человеком он был цельным и решительным, то и поступал всегда твердо и властно, не пытаясь установить истину, подчиняясь только своим внутренним оценкам и чувствам. Почему он увидел в Косте соперника, Владислава не поняла. Хотя впоследствии, когда Илья ушел, у нее было достаточно времени подумать о своем поведении, о его непоколебимой уверенности в правильности своих поступков, о жизни вообще. Она сделала вывод. Костя больше не настаивал на желании проводить ее до дому, а потом и вовсе исчез. Но было уже поздно. Она осталась одна, с ужасом сообразив, что не винит Илью в случившемся и продолжает любить его, как и прежде…
Владислава сняла с тумбочки у кровати крохотную хрустальную розочку, сувенир фирмы Сваровски, которую Илья подарил ей на день рождения, спустя год после свадьбы, незадолго перед расставанием. Он уже знал ее восхищение хрусталем, но все равно подарок подействовал на нее оглушающе. Она часто потом доставала розу, перебирала в пальцах, с детским восторгом любуясь чистыми переливами лучиков света в гранях, и прятала обратно. Теперь же роза лежала в спальне всегда, доставляя радость и одновременно печаль, возбуждая сладостные воспоминания былой близости с любимым.
– Илья… – прошептала она, не стирая со щек бегущих слез. – Мне трудно без тебя…